Наоми Эдкинс - Дом, в котором нас не будет

– Ванесса, – ровным, но удивленным голосом, будто впервые увидев меня, произнесла она.

– Здравствуйте, можно войти? – тут же спросила я.

Она окинула улицу безразличным взглядом и позволила мне войти.

Семья Петш состояла из трех человек: Елены, Кэтрин и Мэри. У этой небольшой семьи непростая судьба. Родная мать Кэтрин умерла при родах ее младшей сестры Мэри. Отец остался один с двумя дочерьми, воспитывать которых в одиночку было сложно. Поэтому он в первый же год нашел замену своей супруге. Девочки никогда не называли Елену мачехой или просто по имени, они приняли ее как родную и очень любили, как и она любила их. Через пять лет по неизвестной мне причине умер их отец, и девочки потеряли последнего по-настоящему родного им человека. Смерть отца очень повлияла на Кэтрин. Она изменилась, стала замкнутой и необщительной. У нее не стало друзей, и она почти никогда не выходила из дома. Что касается Мэри, то она приняла это более спокойно и старалась поддерживать сестру и мачеху в этот непростой период времени.

В небольшом доме, где жили Петши, было тихо и мрачно. Везде стояли бутылки с алкоголем – где-то пустые, а где-то еще не тронутые. Елена провела меня в чистую кухню и усадила за стол.

– Где Мэри? – осторожно спросила я.

– Ты пришла к ней? Понятия не имею, где она, – холодно ответила она, открывая бутылку. – Наверное, опять с этим уродом Стеном. Как я ненавижу его. Тебе какого?

Я не пью. Но не надо входить в положение этой женщины, чтобы захотеть выпить весь алкоголь в этом доме.

– Без разницы, – ответила я.

Она поставила передо мной полную бутылку без бокала.

– Так лучше, – сказала она и сделала несколько глотков из своей бутылки. – Я пью дешевое и запиваю дорогим. Все свои деньги я потратила на это. – Она открыла несколько ящиков в кухонном шкафу. Все они доверху были заставлены бутылками. – Здесь найдется на любой вкус. И поддержит в любой ситуации.

Я и раньше пробовала алкоголь, когда дома проходили какие-то праздники или в особые дни. Ничего приятного я в этом не видела, но и отвратительным не считала. Может, все оттого, что мой организм так устроен – я могу выпить бутылку чего-то крепкого одна и не опьянеть. Нормально это или нет, я не знаю, но удовольствия я от этого не получаю.

– Вы не думали остановиться? – поинтересовалась я, но мой вопрос скорее звучал как упрек.

– Зачем? – просто спросила женщина. – Кэтрин нет. Я знаю, что ее нет. Но я не понимаю почему, я ведь так ее любила. Их обеих. Она никогда не была жестокой или эгоистичной девочкой. – Елена сделала несколько громких глотков, после чего тяжело вздохнула. – Мы не заслужили такой кары.

– Никто не заслужил, – поддержала я.

– Какая дрянь, – сказала она, глядя на бутылку. После этих слов она кинула ее, и на стене остался красный след разлетевшейся бутылки.

– Вы что-нибудь едите?

– Я не нуждаюсь в пище. Вот моя пища. – Она подняла над головой очередную бутылку.

Некоторое время мы сидели молча. Елена мутным взглядом уперлась в стену, а я думала над тем, что будет дальше.

Я помню, как на уроках истории мы разбирали самых жестоких правителей, каких видел этот свет. Я помню, как нам рассказывали об их тиранских казнях и пытках: когда в глотку заливали раскаленное масло или медь, когда томили в узких клетках детей, чье тело вынуждено было расти в таких условиях, как заживо сжигали или отдавали на растерзание диким собакам. Все это было ужасно, но не настолько, чтобы мы могли думать об этом как о самом бесчеловечном и кровожадном. Совершая эти деяния, плохо делали только некоторым людям – тем, кто был действительно виновен или был под подозрением. То, что делают с нами, оправдать нельзя. Говорят, история повторяется. На смену одному тирану придет другой – может быть, еще кровожаднее и свирепее, но настанет и его час, когда люди вздохнут спокойно. После его правления пройдут столетия, люди уже не будут вспоминать о тех днях как о самых жестоких. Те пытки и казни перерастут в легенды, и многие сочтут это выдумками. Такое случается часто, и это нормально. Даже самая жестокая пытка может стать просто страшным рассказом перед сном. Воплощая даже самое жестокое тиранство в своем воображении, мы даже и представить себе не можем, каково видеть все это на самом деле. Испытывать те же чувства и ту боль, которую тебе причиняют. Мы привыкли считать, что тяжелее всего переносить физическую боль, но это не так.

Мои размышления прервал стук в дверь. Я быстро перевела взгляд на Елену – она даже не желала на это реагировать. Стук повторился, но женщина по-прежнему сидела без единой эмоции на лице.