Василий Орловски - Священный Ибис

– Я так рад, что ты со мной, – сказал Иоанн.

– Я всегда с тобой, – Мария пожала плечами.

– Здесь всё наладится, – пообещал Иоанн, а Мария ничего ему не ответила, только сильнее сжала его холодную бледную руку.

Вообще-то, говоря Игорю, что они с Марией устали с дороги и хотят спать, Иоанн немного лукавил, но придя домой вдруг ощутил, что действительно не может думать ни о чём, кроме того, как бы поскорее забраться в кровать. Правда душ его немного взбодрил, так что Иоанн решил немного почитать, пока моется Мария.

Кто бы мог подумать, что их жизнь вот так перевернётся? Кто бы мог подумать, что он когда-нибудь добровольно решит переехать в маленький тихий городок, так похожий на тот, в котором прошло его детство? Кто бы мог подумать, что Мария решится уехать с ним после всего, что случилось?

И пока Иоанн думал об этом, уставившись в книгу и нисколько не пытаясь вникнуть в суть того, что читал, из ванной вышла Мария, закутанная в полотенце, которое на фоне её тёмной кожи казалось белоснежным.

– Ты очень красивая, – пробормотал Иоанн, откладывая книгу в сторону.

– Правда? – игриво улыбнулась Мария, сбрасывая полотенце на пол. – Тебе нравится?

– Самая прекрасная из женщин, – подтвердил Иоанн, завороженно глядя на длинные стройные ноги, плоский живот и маленькую тёмную грудь, на родное прекрасное лицо с миндалевидными карими глазами, широкими скулами и пухлыми губами, и на чёрное облако жёстких кудрей, окружающее это лицо.

Мария забралась с ногами на кровать и подползла ближе к мужу. Иоанн коснулся губами её выступающей ключицы, провёл рукой по нежной шоколадной коже.

– Я люблю тебя, – прошептала Мария, обхватывая его лицо ладонями и притягивая к себе. – Люблю, – повторила она, покрывая его загорелое лицо поцелуями.

– Я…

– Нет, – перебила его Мария, проводя пальцами по его тонким розовым губам. – Нет, не говори ничего. Пожалуйста, не говори…

И Иоанн стал целовать её пальцы, прижимать к себе её влажное обнажённое тело. В конце концов Мария сдвинула одеяло в сторону и забралась сверху, обхватив Иоанна ногами.

Когда всё было кончено, и они оба лежали в кровати, приводя дыхание в норму, Иоанн наконец произнёс:

– Я люблю тебя.

– И я люблю тебя, оладушек, – улыбнулась Мария и с видом довольной сытой кошки закинула на Иоанна ногу, и устроила голову на его плече. – Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой.

– А ты единственная, кому я позволяю называть себя «оладушком», представляешь, как сильно я тебя люблю? – усмехнулся Иоанн, гладя жену по обнажённой спине.

– Неправда, тебя бабушка так называла, ты сам говорил! – возмущённо воскликнула Мария.

– Мне было девять, любимая, я не мог просто послать её, понимаешь? – засмеялся Иоанн.

– Ладно, убедил, – как бы нехотя сдалась Мария и сладко зевнула. – Ты в курсе, у тебя улыбка немного кривит в сторону. Ну, знаешь, когда ты широко улыбаешься, у тебя она справа получается шире, чем слева.

– Да что ты? – нарочито изумлённо произнёс Иоанн, изображая испуг. – Очень ужасно выглядит?

– Шутишь? Это дико сексуально!

– Вот как?

– Конечно, оладушек. Меня в тебе всё заводит.

– Рад слышать, – рассмеялся Иоанн. – Ты меня успокоила.

– Всегда пожалуйста, сладкий, – промурлыкала Мария, зевая уже повторно. – Как думаешь, мне пойдёт выпрямлять волосы?

– Я люблю твои кудри, но тебе пойдёт всё, что угодно, – пожал плечами Иоанн. – Ты похожа на греческую богиню.

– Афродиту?

– Я думал об Артемиде.

– Богиня-девственница? – хихикнула Мария.

– Богиня охоты, – поправил Иоанн.

– А ещё она богиня-девственница, – сказала Мария. – Будь я Артемидой, тебя бы загрызли твои собственные собаки только за то, что ты видел меня голой.

– Поэтому я и не держу собак.

– И это единственное, что тебя спасает! – заявила Мария, нежно щипнув мужа за сосок.

– Сладких снов, любимая, – вздохнул Иоанн, выключая светильник.

– И тебе, – ответила Мария, уже проваливаясь в сон.

Но выспаться той ночью им было не суждено: едва солнечные лучи показались на горизонте, откуда-то сбоку раздался страшный шум – кто-то кричал и ругался, чем-то гремел – это Бенджамин вернул Джессику Иванову домой, где на неё тут ж накинулась бабушка. А потом послышались возбуждённые стоны – это уже Игорь и Барби Рябинокизилькины вернулись из бара домой.

Вначале они явно ссорились: всего разобрать, конечно, было невозможно, но Иоанн и Мария явственно слышали, как Барби обзывала мужа «козлом», «бараном», «кобелём» и «сраным неудачником», а тот в ответ называл её «шлюхой», «овцой» и «тупой курицей». Поверх ругательств гремела ни то разбиваемая посуда, ни то крушимая супругами мебель. Но потом вдруг всё утихло на мгновение, и на смену звукам скандала пришли сладострастные стоны (хотя правильнее всего было бы назвать их криками).