Виктория Травская - Сопротивление материала. Том 2. Мучительная сладость бытия

Это давало ему повод любые упрёки в плохой успеваемости парировать возмущённым возгласом: «Ничего подобного! Я учусь без троек!» Впрочем, историю Борька любил и даже почитывал какие-то сомнительные исторические романы, после чего терзал Дедова вопросами о достоверности того или иного сюжета. Но как-то раз Никита поймал его на незнании законов термодинамики. «Это ж элементарная физика, паря! – рассмеялся он и ткнул Борьку кулаком в плечо. – В нашем деле без физики никуда!» Борька смешался, взъерошил грязной пятернёй давно не стриженную белобрысую гриву – и… «налёг» на физику. Теперь уже он сам, копируя Никиту, говорил кому-нибудь из своей «бригады»: «Это физика, брат! Без физики в этом деле ты ноль!» Парни беззлобно посылали его на три буквы, но на уроках у Шустера старались сесть поближе к Борьке.

Физика потянула за собой алгебру с геометрией, и настал день, когда мать, вернувшись со смены, обнаружила сына сидящим по-турецки посреди комнаты в окружении пыльных дедовых чертежей, которые хранились в кладовке на самой верхней полке и не были выброшены только потому, что у неё не доходили до них руки – а может, в глубине своей жалостливой, любящей души она тосковала по отцу и верила в счастливую звезду непутёвого сына? Как бы то ни было, этот день настал.

Валентина Борисовна была единственной дочерью кадрового рабочего железнодорожных мастерских Бориса Руденко. Так уж вышло. Быть может, если б у него были ещё дети, ему пришлось бы делить между ними и свою любовь, и свои родительские амбиции. Но после рождения первенца дети у Руденок больше не получались, и Борис Михайлович, что называется, весь вложился в Валю. Девочка росла пригожая, яркая. Любила красивые вещи и умела одеваться. Мечтала «переодеть» всех советских женщин в модную одежду, которая подчёркивала бы их индивидуальность. На пятнадцатый день рождения родители подарили её швейную машинку, и Валя записалась на курсы кройки и шитья во Дворце культуры «Локомотив». Премудрости пошива она освоила шутя и уже к лету полностью одела себя и мать. Соседки и подруги обеих с завистью ощупывали обновки и придирчиво осматривали каждую строчку, цокали языками, качали головой: ишь ты, совсем как фабричное! Просили пошить то одно, то другое. Валя иногда соглашалась – была бы её воля, она б целыми днями «сочиняла» фасоны, кроила и шила! Но нельзя было пренебрегать и учёбой, потому что после десятого класса она собиралась поступать в институт на конструктора женской одежды (о такой специальности, как модельер, тогда ещё в Союзе и не слыхивали). Всё бы хорошо, однако незадолго до окончания школы внезапно умерла мать. Отец ходил совершенно потерянный от горя, и Вале пришлось отложить свои честолюбивые планы на неопределённый срок. Так вышло, что вместо института она поступила ученицей на только что открытую Раздольненскую швейную фабрику (власти решили, что надо где-то занять женщин, поскольку большая часть населения была связана с железной дорогой, а это, в основном, мужские профессии). Она уже умела шить, а кроме того обладала верным глазом и отменным вкусом, и поэтому быстро пошла в гору, в первый же год пройдя путь от ученицы до бригадира. Нет худа без добра: фабрика направила её в текстильный институт, и Валя окончила его заочно, после чего стала мастером участка.

И тут её судьба сделала очередной кульбит, подкинув ей будущего Борькиного папашу. Его направили к ним инженером, и когда он впервые прошёлся по цеху, девичьи сердца застучали громче их швейных машинок. Чуть выше среднего роста, прекрасно сложённый, с копной очень светлых – почти платиновых! – волос, голубыми глазами и обезоруживающей улыбкой, Петя Воробей тяжёлым танком прошёлся по этому женскому коллективу, оставив множество разбитых сердец. Девушки готовы были за него повыцарапывать друг дружке глаза, а уж за волосы таскали одна другую без всяких шуток. Валя была вынуждена разбираться со всеми этими историями и урезонивать подчинённых, которые поочерёдно рыдали на её плече в кабинете профкома. Ей, впрочем, удалось сохранить несколько семей и предотвратить парочку самоубийств. Но далось это слишком дорогой ценой!

Надо сказать, что сама Валя была чудо как хороша – длинноногая модница с налётом той дикой казачьей красы, о которой говорится у Шолохова, что появилась эта порода в результате браков с пленёнными черкешенками. Вокруг неё всегда вился рой парней, и у девушки был выбор – пойти ли в кино, или на танцы, или даже замуж. Их ухаживания и соперничество льстили её женскому тщеславию, но замуж она, в отличие от подруг, не спешила. А надо сказать, что в Раздольном обзаводились семьями рано: едва отплясав на выпускном вечере, многие наутро отправлялись в ЗАГС. То ли была так сильна вековая казачья закваска, то ли настоянный на травах степной ветер вливал в лёгкие эту неукротимую жажду продолжения рода, но некоторые девчата и вовсе уходили после седьмого класса и оформляли брак «по залёту», и к тому времени, когда остальной класс заканчивал десятилетку, их первенцы уже бегали, а юные мамаши бывало что и ждали второго. Однако Валя Руденко знала себе цену и, кроме того, в глубине души не теряла надежды на осуществление своей мечты. Словом, к своим двадцати пяти годам она была всё ещё не замужем и могла считаться, по местным меркам, перестарком – старой девой.

Читать дальше