В трубке повисла тяжёлая пауза. Дедов ждал. Спустя какое-то время послышался шумный вздох, как бывает, когда воздух выпускают сквозь губы – «пфффф!» – и Рогозин заговорил.
– Да, вы совершенно правы. Это чудовищно несправедливо по отношению к Саше. Я говорил об этом Лене. Её матери, – уточнил он, – Но она считает, что я делаю из мухи слона. Это во-первых. А во-вторых, она заявила, что я не имею права вмешиваться в их жизнь, так как я их бросил.
Настала очередь задуматься Дедову.
– Понятно. – Он поколебался, но продолжил: – И всё же, Алексей Михайлович, я прошу вас с ней увидеться. Она сейчас очень нуждается в вашей поддержке. Кто-то должен объяснить ей, что жизнь не кончилась. И что она должна учиться дальше.
Рогозин помолчал, обдумывая услышанное.
– Конечно, – ответил он наконец. – Я с ней увижусь.
Дедов попрощался и повесил трубку.
Когда на другой день, ровно в три с минутами, он подходил к переходу, Саша была уже там. Как всегда в это время, там толпилось множество народу: приходили и отправлялись несколько поездов, люди спешили на пригородные электрички, сновали со своими сумками вагонные торговцы газетами и всякой мелочью. Но его взгляд сразу её нашёл. Она стояла чуть в сторонке и, на фоне всей этой суеты, поражала своей неподвижной одинокостью. Через мгновение и она увидела Дедова. Её нахмуренный лоб сразу разгладился, на бледное лицо легла тень улыбки – как солнце из-за тонкой пелены облаков – которая тут же погасла.
Они поздоровались.
– Ну, что, Саша. Сейчас мы пойдём ко мне в гости! Поговорим, а заодно ты заберёшь свою посылку.
– Так она у вас, – отозвалась девушка бесцветным голосом. – А я думала, что на лавочке её забыла.
Пока шли улицей Посёлка, молчали. Дома Иван Ильич взял у Саши плащ и выдал ей тапки – Катины, своей сестры, которая была частой гостьей в этом доме. Усадил за стол на своей кухне-веранде и поставил на плиту старый эмалированный чайник.
Снаружи заскулил и заскрёбся в дверь Челкаш, Дедов впустил его. Тот ворвался внутрь, яростно развеивая большим мохнатым хвостом запах осеннего дыма и холодной собачьей шерсти, облизал руки хозяина, обнюхал гостью и, исполнив этот ритуал, принялся шумно лакать из своей миски, после чего развалился у Сашиных ног. Иван Ильич тем временем поставил на стол вазочку с вареньем, хлеб, сыр и масло и принялся намазывать бутерброды. Закипел чайник. Заваривая чай, Дед заговорил.
– Этот дом мы построили, когда мне было лет двенадцать. До этого жили в городе. Моих родителей арестовали по доносу человека, которому уж больно глянулся наш дом, а меня приютили… соседи. Они и стали моей семьёй. Вырастили меня, как родного, я даже их фамилию носил, пока не пошёл паспорт получать. Но потом Батя мне сказал: твои родители, Иван, были честные и хорошие люди, их имя не должно пропасть. Вот так, Саша. У меня ещё есть сестра, Катя, и был брат, Борис, он погиб на фронте. Это его имя носит наша школа…
Сашины глаза, доселе вежливо-безучастные, изумлённо расширились.
– Борис Матвеев – ваш брат?!
Она несчётное количество раз выводила это имя, подписывая свои школьные тетрадки, и слышала его на всевозможных школьных мероприятиях, и знала наизусть историю его подвига, а оказывается, этот неведомый герой – брат Ивана Ильича!
– Да, – Дед нахмурился, – Борька. Мы вместе спали на топчане в чуланчике, где жили тогда его родители – ну, и мои потом тоже. Простые люди. Но великие, Саша! Ты и представить теперь не можешь, как они рисковали, пригрев сына «врагов народа»…
Дедов задумался. Саша тоже молчала. Потом вдруг спросила:
– А за что их… – но договорить не решилась.
– Арестовали? А ни за что! Был такой партийный деятель, Ивахнюк. Захотелось ему пожить барином, в большом красивом доме. И его выбор пал на дом моих родителей.
– Они были богатыми?
– Что? – Дедов озорно сверкнул на Сашу глазами и рассмеялся. – Да не особо. Мой дедушка был директором реального училища, теперь это железнодорожный техникум, а отец – инженером. Дом был просторный, целых шесть комнат, да и семья была большая… Внуки этого Ивахнюка и теперь там живут, все у меня учились. – Он взял большой ломоть хлеба с маслом, выложил на него полную ложку густого абрикосового варенья и протянул Саше. – На вот, попробуй. Варенье наше, из наших же абрикос. Сестра варила.
Саша приняла угощение и машинально откусила, чтобы не обидеть хозяина. Его рассказ взбудоражил её оцепенелое сознание, и, слушая его, она и не заметила, как съела весь бутерброд. Варенье оказалось очень вкусным (бабушка бы сказала: и-зу-ми-тельное!), его капелька стекла на руку, и она облизала пальцы. Иван Ильич лукаво улыбнулся и тут же спроворил второй бутерброд.
Читать дальше