Михаил Щербаченко - Мадам де Маникюр

– Может, и мне в Москву перебраться, – осторожно зондирует он почву, когда они с сыном под утро едут домой. – Поближе к современной медицине. А то ведь годы…

– Да ладно, – хохочет Алексей, – видел я твои годы! А насчет переезда давно предлагаю, хватит тебе в медвежьем углу торчать. Вот только дом дострою, и можешь заселяться.

– Зачем же тянуть, – мигом оживляется папа. – Я могу и на стройке пожить, буду за твоими шабашниками приглядывать, а то, небось, дурят тебя. А со мной не пройдет.

– Недурная, кстати, идея, – соглашается Алексей и разгоняется по пустой Москве до 130 км.

Просторный балкон номера люкс. Внизу море, пальмы, пляжная публика. Курортная неделя заканчивается, и Людмила напоследок нежится под кипрским солнцем.

– И мне, что ли, с тобой погреться, – из номера слышен мужской голос. – Счет принесли; посмотрю, что они нам навписывали.

И на балкон выходит… ну, кто, по-вашему? Да ясно же: Юлиан Юрьевич Сокольский. Целует Людмилу и устраивается в кресле заниматься любимым делом: пересчитывать деньги.

Людмила смотрит на Юлиана и думает: интересно, долго ли им еще быть вместе? Вообще-то этот вопрос она задает себе пятнадцать лет, начиная с их первой годовщины. Сокольский тогда был руководителем кредитного департамента, а она после развода пришла в «Экономный» на должность замначальника отдела инвестиций. Юлиан был женат, впрочем, он и сейчас женат, только жена с дочерью живут в Швейцарии и тратят деньги, которые поднявшийся до должности президента банка папа зарабатывает в паре с любовницей, поднявшейся до должности директора департамента вип-клиентов.

Вам не надо объяснять, что лучше дружба, основанная на бизнесе, чем бизнес, основанный на дружбе. Вероятно, любовь и бизнес соотносятся точно так же. Но не у всех. Долгие извилистые отношения Юлиана Юрьевича и Людмилы Вадимовны начались с любви. Но у Сокольского незадолго до этого родилась дочь, и он не ушел из семьи. Миладинова страдала, даже уволилась из банка, но через два года он стал вице-президентом и вернул ее с должностным повышением, достойным окладом и щедрым бонусом.

Роман меж ними сохранился, но страсть постепенно ослабела, хотя насовсем не ушла, в то время как страсть к обогащению, напротив, продолжает крепчать. Так что близость этих двух людей велика, они оказались превосходным тандемом, когда каждый понимает, что вместе с партнером дела идут лучше, чем шли бы без него. При том, что полного доверия меж ними нет (да и невозможно оно у добытчиков денег), каждый это тщательно скрывает. Они берегут свои отношения, и если кто-то сворачивает налево (а время от времени это случается с каждым из них), то делает это очень осторожно и при малейшем подозрении впадает в полную несознанку. Никто никого не бросает. Но никто никому ничего и не обещает. Короче, паритет.

– Ни фига себе, за мини-бар почти триста евро. Да ты транжира!

Людмила не отвечает, лишь иронично смотрит, как Сокольский, нацепив очки и шевеля губами, изучает счет. Миладинова терпеть не может жадных мужчин, но жадность Юлиана ее не раздражает и даже кажется забавной. Наверное, потому, что он не стесняется этой слабости, если это вообще слабость, и даже иронизирует на свой счет.

Он сам сделал себя жмотом. Сознательно, упорно, маниакально, через не могу. Объяснение вытекало из его наблюдений: богачами становятся только жадюги. Которые не стесняются при других поднять упавший в лужу железный рубль. А все потому, что они уважают деньги как таковые. Независимо от суммы.

Вот и Юлиан Юрьевич настойчиво учился уважать деньги. Надо видеть, как аккуратно он складывает купюры – рубашка к рубашке, непременно по возрастанию номинала. Когда-то он скреплял пачку канцелярской скрепкой, потом опоясывал тонкой резинкой, а в последние годы пользуется зажимами для купюр, хотя и понимает, что резинка удобнее. Зажимы сплошь дареные – платиновые, золотые, с инкрустацией. Сокольский считает, что в них деньгам приятнее.

Он демонстрирует не людям, а самим ценным бумагам, с каким респектом к ним относится. При этом суеверно считает, что они, в свою очередь, тянутся лишь к тем, кто выказывает им глубокое почтение. И когда уже в его бытность финансистом деньги, так сказать, потеряли тело, стали электронными, просто цифрами на мониторе, и превратились не более чем в надежду на то, что они в действительности существуют, Юлиан Юрьевич долго грустил.