Глеб Жога - Истории о работе, дружбе и любви

Есть, конечно, и специальные писательские приемы, и редакторские методики, и правила верстки, и типографика, но разве все это так же реально и весомо, как, скажем, роскошный лакированный (и очень дорогой) рояль?

Нам ведь с этим куцым инструментарием и специальное место не нужно: сунуть блокнот и компьютер в сумку – секунды, а разложиться для работы можно где угодно. Сиди, пиши.

Мы на птичьих правах.

Без хозяина нет инструмента. Речь не о частной собственности; подлинное орудие внутри границ личности, это продолжение руки мастера, в нем живет душа владельца.

Раньше, в золотой век мастеров, каждый сам делал себе инструмент. Если он выходил ладным, им легко работалось, дело спорилось, то его украшали. Награда должна быть заслуженной: расписывать сразу во время производства – серьезный (оправданный ли?) аванс.

Оттого инструмент не крадут: в нем живет душа настоящего владельца, чужаку такой будет только вредить. Оттого не бывает и инструмента коллективного пользования, такой лишь пустая оболочка, внешнее подобие, и ничего подлинного он не породит.

Уходит хозяин – умирает его инструмент. На одном заводе рассказывали: был у них карусельный станок – огромный, старый, немецкий, еще 30-х годов. Под конец станок совсем капризный стал, нормально обращаться с ним умел только один токарь. Тоже старый и капризный, одинокий мужик, запойный пьяница. Бывало, придет он, похмельный, лицо серое, руки трясутся, встанет к станку – и ведь ровнехонько режет! А потом опять неделю его нет. Молодежь – здоровые парни – как ни пытались со станком совладать, а все вкривь да вкось выходит. Уж сколько раз за Палычем начальник цеха ездил: надо выйти, Палыч, ну никак без тебя, очухивайся давай! Наконец приводили токаря, еле на ногах держался, а резал как надо (все свои пальцы, кстати, сохранил). И вот не стало Палыча. Тогда и станок включать перестали. Но так и не демонтировали. Почему? Без него, говорят, цех опустеет.

Древние уральские металлурги почитали дневных хищных птиц – орла, коршуна, сокола. Они летают выше всех, ближе всех к солнцу и небесному огню – самому жаркому, который так нужен в плавильном горне. Не спустят ли они небесный огонь, чтобы мастера могли выплавить медь? Об этом их просили металлурги. Пернатых хищников охотно изображали – в стремительном полете, с отведенными назад маховыми перьями – отливали обереги из меди и бронзы. Небольшие фигурки нашивали на одежду прославленные мастера и главы кланов. Фигурки побольше помогали во время ритуальной плавки. Считалось, что после смерти душа литейщика-металлурга отлетает в виде сокола.

Меха для раздува древние уральцы не использовали, полагались на естественный ветер. Чтобы его поймать, плавильные площадки устраивали на горе – на плоской верхней плите или продуваемом уступе. Самые сильные ветры на Среднем Урале – западные, особенно те, что дуют весной и осенью. Поэтому работали сессиями в межсезонье.

Под надоедливым дождем и пронизывающим ветром мастера поднимались на площадку – их там долго не было. Волнительно, даже страшно. Сооружали ритуальный горн, рядом втыкали фигурки птиц-покровителей, ставили на хвост, устремленными в небо. Старший надевал шаманскую шапку с орлиными перьями, и начинали первую плавку. Ждали. Когда подходило время и горн остывал, разбивали тигель. Старший его молча осматривал и решал, удалась ли плавка. Если да, то первый слиток вместе с медными птицами относили к святилищу, и начиналась работа. Но бывало, что первая плавка не удавалась. Тогда наказывали фигурки покровителей за то, что не сумели добыть с неба огонь для горна: виновным гнули и прокалывали крылья, могли и голову открутить. Затем выбирали новых медных помощников и повторяли ритуальную плавку. Когда же через пару недель мастера завершали работы и собирались возвращаться на поселение, старший металлург собирал всех медных птиц-помощников (и заслуженных, и провинившихся), заворачивал в бересту и укладывал под камень на вершине горы.

Впрочем, это лишь вольная реконструкция, ни у одной из уральских культур письменности не было, сведений о них дошло немного.

Пик древней уральской металлургии – с VII по III век до нашей эры. А потом этот очаг металлоносной культуры вмиг погас. Мастера-литейщики будто испарились – археологи не нашли следов сражений, насилия или миграции. А медные птицы так и остались лежать завернутыми в бересту – больше некому пригласить их к ритуальному горну, некому послать на небо за солнечным жаром.