Артем Северский - Мы кому-то нужны

– Там прижми. Столько хватит?

Валентина подошла, осторожно опустилась на колени и прижала один край к полу. Ветер влетал в брешь, откуда вырвал недавно кусок шифера, швырял в людей холодную воду. Снова начало грохотать. Сверкнуло где-то поблизости, и по небу над их головами словно прокатился исполинский шар. Валентина зажмурилась. Варлам, втянув голову в плечи, тихо сматерился. Он продолжал резать перочинным ножом, пока не отделил кусок достаточной величины. С этим куском переместился к дыре, махнул Валентине. Она подошла, прижала свой край плёнки к деревянной балке, как деверь показывал. Плёнка тут же стала натягиваться, стоило труда удержать её, особенно, когда ветер не просто давил, а словно пинал это неожиданно возникшее для него препятствие. Валентина прижала плёнку к полу сильнее.

– Потерпи, сейчас мы его… – донеслось до неё. Варлам уже вколачивал гвозди в деревяшку со своей стороны. Валентина представила себе, что оба они матросы на кораблике, несущемся через бурю.

Варлам покончил со своим краем, перешёл к Валентине и заставил её посторониться. Ветер ударил, чуть не вырвав плёнку. Деверь снова ругнулся. Он бил молотком с яростью, словно представлял, что это голова врага.

Потом они отошли посмотреть на результат, и Валентина тут же поняла: надолго не хватит. Сверху и снизу плёнка ни к чему не крепилась, через эти щели проникал дождь и свистел в ярости ветер. Словно говорил: вам не победить.

– Ладно, – проворчал Варлам. – А ну, давай ещё.

Они вырезали новый кусок, на этот раз больший, и приколотили его к узким продольным доскам, чтобы закрыть щели. Куда лучше, но все-таки недостаточно. В конце концов решили повторить вариант номер один, так что вышло три слоя плёнки. И вот, довольные работой, они отошли посмотреть. Теперь заплата лишь колыхалась, капли дождя били в неё, точно в натянутый барабан, производя глухое «тун-тун-тун». Зато больше на чердак не текло, и исчез звук, будто трубит громадный слон.

– До утра авось выдержит. Там и дождь кончится, – сказал Варлам бодрым голосом, которому Валентина не поверила ни на грош. Неужели он не понимает, что это конец? Ничего уже не будет как прежде. Буря если и стихнет, то на её место придёт другая, ещё злее. Потом река, выйдя из берегов, доползет и сюда, чтобы затопить дом вместе с ними.

Ничего из этого Валентина вслух не сказала. Варлам не поймёт. Скажет, она выдумывает. Плохо с погодой, конечно, плохо, но дождь не может идти всё время; даже в каких-нибудь джунглях, на далеких югах, такого не бывает. И вообще – подумает, горазды бабы разводить нюни на пустом месте, фантазировать, плести небылицы. Может, он и прав. Может, теперь и возраст у неё такой – старушечий. Старухи мнительны и боязливы, что поделать, особенно, когда остаются одни.

Валентина утёрла потное лицо и оглядела напоследок чердак. Какие-то ящики, старый сундук в дальнем углу, два сломанных стула, доски, рабочая одежда Виктора – со старых времён, когда он работал в колхозе водителем – неужели это тряпьё до сих пор здесь? – старая цинковая детская ванна, в которой купали не только Валентину, но и её мать, доска для стирки, кипы газет советских времён, старая громоздкая радиола, картина в раме, колёса от велосипеда, старые валенки, три пары, лыжи и керосиновая лампа с треснутым плафоном. Много лет Валентина не заглядывала сюда и теперь с трудом припоминала историю этих вещей. В основном они предназначались на выброс – когда отлежат своё, но руки у них с Виктором до генеральной уборки так и не дошли.

Неприятными на вид были эти свидетели прошлого, словно через щель во времени смотрела Валентина в исчезнувшую жизнь. Не на ту её сторону, где радостно и легко, а на другую, изнаночную, где ломаются полезные вещи, а тени некогда живых людей бесцельно бродят в поисках чего-то. Возможно, это они спрашивали у неё, зачем она здесь. Возможно, ей не показалось.

Чувствуя, что в груди растёт тяжесть, Валентина вспомнила свои недельной давности сон. Умершая мать будто бы пришла к ней пить чай с тортом. Она принесла его с собой, торт в квадратной коробке, каких уже не делают. И вот ставит она его на стол и говорит: «Виктор-то обещал заглянуть, но, видимо, забыл! Где он?» Валентина ответила: «Так занят. Сделает все дела – и придет». Садится мать на табурет, развязывает шпагат, которым обвязана коробка, снимает крышку; сама же Валентина хлопочет над чаем, думая – во сне: «Зачем пришла? Что Витя ей обещал? Ведь покойница». Проснулась тогда Валентина с колотящимся сердцем и пульсацией в висках.