Линда Сауле - Жена самоубийцы

Меня зовут Анри Рошаль, и эта история не обо мне. Она о женщине, известной всей Франции как Жена самоубийцы. Настоящее имя ее Лора Габен, но раз уж я взялся изложить ее историю, хочу все же рассказать немного о себе, ведь я, волею обстоятельств, оказался связан с этой женщиной и сыграл определенную роль в ее дальнейшей судьбе.

Я работаю операционистом в южном отделении Банка Франции уже больше двадцати пяти лет. Это монотонная работа, но она мне подходит: я люблю порядок и цифры. Не нужно быть Галуа, чтобы следить за выплатами по кредитам и обналичиванием банковских билетов. К тому же занятие это стабильно, а я действительно превозношу однообразие и нахожу в нем истинную ценность человеческого существования. Солнце, заглядывая в мое окно, видит, что за все эти годы даже чайник на кухне не сменил местоположения, а количество стульев не уменьшилось и не увеличилось, и я радуюсь его привычным лучам топленого золота, неизменно ласковым и приветливым.

Из-за жажды однообразия я так и не женился, не завел детей, и дама моего сердца, а, скорее, тела – если уж говорить начистоту, все также заходит ко мне по пятницам и всегда уходит в субботу после совместного завтрака. Она давно потеряла надежду изменить положение вещей и, кажется, тоже стала находить неприметную радость похожести дней и ночей, проходящих по одному и тому же сценарию. Эту мысль я, вероятно, внушил своим собственным примером, и она прижилась в несмелой душе моей визави, как застрявшая в горле рыбная косточка, постепенно сглаживаясь, обрастая слизью до той поры, пока и вовсе перестанешь ее замечать.

Дни катились один за другим, не различимые, до прелести похожие, и я порой забывал, который год мне идет. Одни и те же друзья, загородные поездки в Нёйи или Мелён раз или два в месяц – мир мой сильно напоминал механизм с шестеренками, в котором одна идеально встраивалась в другую, а та приводила в движение следующую – и так, скованные одной цепочкой действий, проходили годы моей жизни. И я уверен, они шли бы и дальше, ничем не печаля и в общем-то не радуя, пока в конце концов не завершились бы логичным итогом, который ждет всех и каждого. Но вот однажды в наш банк пришло письмо.

В послеобеденное время четверга месье Луазон вызвал меня в свой кабинет. Его лысина блестела в электрическом свете потолочной лампы и отливала синевой, а резиновые подтяжки с трудом поддерживали огромный живот. С нетерпением посматривая на часы – из чего я мог заключить, что мой начальник еще не успел пообедать – он объявил, что скоро в суде присяжных департамента Сены начинается рассмотрение дела Габен. Новость, которую он хотел донести, заключалась в том, что кандидатом на место присяжного заседателя был выбран не кто иной, как ваш покорный слуга.

– Вы сказали, дело Габен? – переспросил я.

– Да, именно это я и сказал. Через три недели будет слушаться громкое дело, о котором вы, я уверен, читали в газетах. Сейчас формируется комитет присяжных заседателей, и судья требует, чтобы одним из них был человек, связанный с банковской сферой.

– Но почему я?

– Дело в том, что жертва оставил приличное наследство. Полагаю, судье важен профессиональный взгляд на, скажем так, честность подсудимой, чистоту ее намерений. Сегодня пришло письмо, в нем сказано, что ваша кандидатура была утверждена комитетом. Я указал имена всех банковских служащих, но выбрали они именно вас.

– Но я не желаю! Пусть идут Шарль или Дидье!

– Шарлю исполнилось шестьдесят, – месье Луазон пожал плечами, – а это один из исключающих пунктов, – ткнул он пальцем в перечень и продолжил: – У Дидье пособие по инвалидности, – он вел пальцем по списку, – а Душан не француз по происхождению. Жюли прописана за пределами Парижа, Деми имеет сан священника. Все эти ограничения указаны здесь, – он потряс бумагой. – И, как вы понимаете, я связан ими по рукам и ногам. Так что возьмите бланк заявления, – протянул он мне лист, – прошу заполнить до обеда завтрашнего дня и отправить по указанному адресу. И еще, держите это, пожалуйста, в секрете.

– Но погодите, я ведь еще не дал своего согласия, – возразил я.

– Месье Рошаль, вам не выдумать существенную отговорку – ваше имя в списке от департаментов. Боюсь, вы не имеете права отказаться. Впрочем, чего вы упрямитесь! Если кто и способен непредвзято взглянуть на ситуацию, так это вы!

– Вы только что назвали меня философом? – покачал головой я. – Не горю я желанием выносить какое бы то ни было суждение о других, так как не делаю этого по отношению к себе!