Владимир Конарев - Колокола памяти. Зарисовки

…С вечера мне, и как потом признался Толян, ему тоже – раколову со стажем, не спалось.

Мудрый сон не шёл в руку. Он притаился в приятном ожидании.

Головы наши пылали от думок.

К примеру, Толян мысленно бродил в сарае, собирая обручи. Пусть ржавые, но целёхонькие. Зубилом рубил проволоку. Круги гнул.

Иногда его мысли выходили, не спросясь, к соседской куче железного хлама, и там лопатили кучу в поисках обруча или квадрата.

Похожие мысли будоражили и мою голову, коротко стриженую «под горшок». С той лишь разницей, что я заранее «обследовал» сарай, горище, – то есть подвал, свалку лома у соседа.

Так или примерно так, виртуально, собирали снасти.

В каком часу сон сморил друга, не знаю, хотя, сказать по правде, знать бы не мешало, но…

Зато помню я следующее. У иконы пылала свеча, к какому-то церковному празднику поставленная загодя. Бабушка Параня на своей половине хаты лежала, не шелохнувшись, и смотрела на свечу.

Недалеко стояла моя пружинная кровать с металлическими быльцами (боковинами).

За стеной нашей турлучной хаты поскрипывала ставня. Тонко и жалобно. Вероятно, меж стеной и дощатой ставней прошмыгивал неугомонный ветерок.

…Наверно, Луна посоветовала засыпать, потому что снасти были мысленно собраны. Голова тяжелела, мысли путались. Пора спать.

На следующий день спозаранку меня разбудил кочет. Славный кочет двора. Можно сказать и так: хозяин двора.

Его «кукареку» было такое громкое, такое зычное, что сон мигом отлетел восвояси, к госпоже Утро.

А она была благосклоннее ко мне, чем певун куриного насеста: приветствовала солнцем, этаким блином на сковороде, по имени небушко. Желанным и значимым готовился день для нас с Толиком. У нас ведь начнутся приятные хлопоты.

У мамы тоже были хлопоты. Только блинные. Я к ней, с улыбочкой.

– Ма, мне шпагат нужен.

– А-а, раколов проснулся!

– Ну, да!

– Тогда марш к рукомойнику, во двор, к тютине. Умоешься, да живее за стол, а то, небось, Толик счас объявится, а ты чухаешься. Вы как, сразу на речку? Снасти готовили?

– За друга сказать о готовности не могу, а я сделаю ещё одну рашницу, и всё, будет три.

– Слышал, кочет пел, а, сын?

– Да, мам. А что, примета на хороший улов?

– На улов – не знаю, а вот на дождь – возможно, так что отцов плащ не забудь, если отправитесь. Харчи сберу в кирзовую сумку. Она дебёлая. Мы с бабами величаем её «колхозница».

Не успел встать из-за стола, где жирно-масляно злили аппетит блины, заливисто залаял Трезор.

– И кто это к нам? Толика он знает, неужель гость забрёл нетутошный? Выйди, Вова, глянь.

Во двор шло приведение в зелёном одеянии. Его фалды трепыхались зловеще.

– Толян, не дурей! Трезор штаны раскроит!

– Вов, ты готов? Мои причиндалы за калиткой стоят. Ты тоже плащ бери. Отец мне плащ-палатку дал. Дождь будет, сказал. Колени его ноют к дождю.

– Ага, и наш кочет орал с утра, как оглашенный. Може, не пойдём за раками. Шлындать далеко, сам знаешь. Я там коров пас, знакомо.

– Дожжа испугался? А, Вов?

– Толян, не хохми дожжом, помоги доплести рашницу.

Друг в руках держал обруч, а я её переплетал. Работа спорилась. Новую, только что совместно сделанную раколовку, поместили в пеньковый мешок. Я зашёл в хату, взял плащ отца и приготовленные харчи: блины, кусок сала, пару луковиц, банку взвара из яблок. На крыльцо вышла мама, благословила:

– Удачной ловли! Если застанет дождь, то спрячьтесь под мост. Да сильно не задерживайтесь. Вот и солнышко засияло.

Вышли за калитку и топ-топ по улице Садовой. Молодые, крепкие ноги несли нас, словно на крыльях. Вскорости появилась, громыхая, бричка. Ей «рулил» знакомый ездовой. Мы попросились подбросить до Синюхи.

– Таскать раков нарунжились, а? – спросил он. – Я тожеть бы не прочь, да скотину надо обихаживать. Запарка на ферме. А вам от неё до моста рукой подать.

Колёса брички пели свою дорожную песню, а мы с Толяном её чутко слушали, глядя в небо, ища тучки. Радовались солнцу и не верили в предсказание петуха.

Вблизи молочно-товарной фермы колхоза «Красный партизан» ездовой остановил лошадей: