Ядвига Симанова - Иллюстратор

Мужчина очнулся, его узенькие глазки на миг задержались на мне, он приподнялся, огляделся и заговорил.

– Сагда, – меня зовут Сагда…

Незнакомец сделал попытку поклониться, но его стянутое болью туловище осталось несгибаемым, и он с тяжким стоном повалился на пол.

Глядя на незнакомца, я еще более уверился в безысходности своего положения. Застряв здесь, я был обречен, один или вместе с этим несчастным, но обречен. Тем не менее оставалась толика надежды на то, что этот человек, Сагда, каким-то образом поможет мне найти выход, поможет выбраться отсюда и продолжить прерванный путь. Почему нет?

Я протянул ему руку, предлагая помощь; он оперся на нее, поднялся, затем сел поудобнее, привалившись к холодной шершавой стене, и со вздохом проговорил:

– Ты же совсем еще мальчишка… Как тебя угораздило сюда попасть? За что они с тобой так?

Ответить я не мог. Вместо этого я поднял с пола маленький камушек, показал жестом на стену, тут же подошел к ней и принялся старательно выводить камушком по грязной поверхности буквы, которые знал, в надежде, что они будут понятны незнакомцу.

Сагда прищурился и вслух произнес то, что ему удалось прочесть на стене: «Я не говорю».

– А… – Сагда вздохнул с сожалением, – ты немой. Но ты слышишь, ведь так?

Я кивнул в ответ, и на стене вновь заплясали буквы:

«Меня схватили на площади. Почему – не знаю». И чуть ниже: «Камаэль».

– Это твое имя? Ясно. Ты – немой, значит, говорить буду я. Если согласен, молчи. Нет – качай головой.

Так началось наше общение, если так можно назвать чередование монологов Сагды с моими короткими кивками. Но, тем не менее, оно было, как и согревающее душу осознание того, что ты не одинок в своей участи, отчего она воспринималась легче и казалась не такой уж скверной.

– Ты не вписываешься в это место, я даже не тюрьму имею в виду, ты и в пейзаж за ее стенами не вписываешься. Ты слишком светлый, что ли, будто, того и гляди, возьмешь да и заблестишь, засияешь светом, которого тут отродясь не видывали! – прищурившись, усмехнулся Сагда. – Ты нездешний? Ведь так?

Незнакомец угадал, и более чем. Я был не просто нездешним, чужаком – я был странником, пришельцем из иного мира, который очутился здесь в результате досадной ошибки, опрометчиво воспользовавшись дарованным мне волшебством, самонадеянно полагая, что оно беспрекословно будет следовать моей воле. Но волшебство нельзя подчинить, им не владеют. Скорее оно владеет тобой, незаметно затягивает тебя в невидимые сети, заставляет ступать неведомыми разуму тропами, создает иллюзию превосходства человеческой воли над его чарами. И как только проникновение в тайны волшебства вызывает эйфорию, захватывающую тебя целиком, незримые потоки никому и ничему не подвластных сил подчиняют себе твой разум, становясь в нем полноправными хозяевами. Ты управляешь этими потоками – думаешь, что управляешь, но на деле к этому самому моменту в этой странной игре тебя как такового уже нет, разум освобожден для хаоса, и хаос повелевает, диктует волю и околдовывает. Так, диктуя свою волю, как мнилось мне, но по истинной воле хаоса я оказался в ином месте и, скорее всего, в ином времени, да еще вдобавок умудрился потерять Кисть – магический артефакт, чудом доставшийся мне, который и переместил меня в неизведанный мир и только благодаря которому я бы смог его покинуть.

Внезапный душераздирающий крик прервал размышления, заставив содрогнуться.

– Нет!!! – надрывно кричал кто-то в застенках тюремной башни. – Мама! Нет!!!

Пронзительный звук, зародившийся где-то поблизости, в верхних ярусах, сопровождаемый неразборчивым бормотанием стражей и шаркающими звуками удаляющихся шагов, стал постепенно стихать, пока не исчез как кошмарный сон или ужасная галлюцинация, порожденная воспаленным разумом находящегося на пороге безумия узника.

– Еще один несчастный скоро предстанет перед судом, – прокомментировал Сагда, встретив мой вопросительный взгляд. – И бедняга знает, что ждет его неизбежная мучительная смерть. Только так, и никак по-другому.

Я начертил на стене знак вопроса.

Сагда усмехнулся, и мне показалось, будто глаза его на миг блеснули желтовато-оранжевым огнем, из-за чего круглое, вроде бы добродушное лицо приобрело, в сочетании с похожей на оскал ухмылкой, чрезвычайно злобное выражение.

– Да потому, что никаких судей в этом судилище нет! Много лет назад наш Король Филипп разогнал всех судей, объявив, что отныне не намерен более отдавать судьбы преступников на откуп людям проворовавшимся, погрязшим в праздности и распутстве. «Истинный справедливый суд не подвластен воле человека, – возглашал он, – человек не должен своим несовершенным разумом препятствовать воле Провидения, величие истинного правосудия недостижимо для него. Наш народ забыл Бога, и даже имя его кануло в Лету. Но отныне восславим Бога Бальдра и позволим ему самому вершить правосудие! Спасенный волей божественного правосудия преступник будет помилован, и ему даруется свобода!» «Божественное правосудие» свершается и по сей день. На деле это означает для преступника верную смерть в Яме – арене, специально построенной на заброшенных развалинах Нижнего города, недалеко от тюрьмы, где преступнику предстоит неравный поединок со сталкером, одним из звероподобных мутантов, выведенных стараниями королевских ученых – жрецов.