Лариса Порхун - Дочки-матери

Свадьба была в самом разгаре, когда Люда, страдая от дикой головной боли, решила пойти в дом. Поеживаясь то ли от вечернего холода, то ли от цепких сочувствующих взглядов, она зашла в самую дальнюю из комнат – родительскую спальню и присела на кровать. Вообще-то мать отправила её сюда за таблеткой от головной боли, но такое облегчение было оказаться в тихом месте совсем одной, что совершенно, ни на что другое сил не осталось. Больше всего ей сейчас хотелось оказаться в своей комнате общежития пединститута, с беззаботными, веселыми соседками – Танькой и Иркой. Вот уж кто точно своей милой болтовней, шутками и нескончаемыми историями отвлек бы её от грустных мыслей. Самое отвратительное – эти внимательные, жалостные, изучающе-дотошные взгляды родственниц, соседок-тетушек-кумушек: «Достаточно ли она страдает, оттого, что младшая сестра перескочила через неё и вышла замуж первой?», «Как сильно она ненавидит теперь Зойку?», «До конца ли осознаёт эта семья, что младшая перешла дорогу старшей?» и все в таком же духе. Люда и не думала ни о каком замужестве, и не знала, что есть что-то плохое в том, что младшая сестра раньше выходит замуж, чем старшая. До сих пор ей казалось, что люди принимают решение вступить в брак, несколько по иным причинам, вне зависимости от их возраста. Так она думала, до тех пор, пока ей не сказали, что она заблуждается, что думала она неправильно, что ей «перешли дорогу, неужели ты не понимаешь этого!?» Она злилась на себя, из-за того, что позволила всем этим необразованным сплетницам, над которыми сама всегда посмеивалась и в глубине души презирала, запудрить себе мозги и испортить настроение в такой важный для сестренки день. Тётка Мотя и за праздничным столом маму достала. Людмила видела, как мать украдкой вытирает слёзы, пока т. Матрена ей за что-то выговаривает. Невеста тоже это заметила и сидела, как на иголках. Но Зойка не была бы Зойкой, если бы спустила такое с рук старшей сестре своей матери. Она довольно громко «плевать, что всем слышно», поинтересовалась, каким образом тётя Мотя, которая много лет, заявляет всем о своих выдающихся кулинарных способностях, умудрилась сжечь свадебный кулич, т.е , именно то единственное, что ей вообще было доверено!? Разумеется, Матрена в долгу оставаться не собиралась, ещё чего, позволить племяннице–соплячке при всем честном народе крыть родную тетю!! Ну чего ж удивляться, Валькино отродье! На этом этапе всевозрастающей свадебной конфронтации, в дискуссию вступил и жених, пытавшийся пока что мирно, урезонить невесту, а затем её сестер, которые при виде усилившихся материнских слез единым оплотом встали на защиту мамы. Пришлось усаживать дядю Антона, теткиного мужа, который целых три раза пытался встать и даже начинал свою речь фразой «Я не позволю..», что именно он не позволит и кому, оставалось загадкой похоже и для него самого, так как он, каждый раз после этой фразы, многозначительно поднимал вверх указательный палец, ритмично покачиваясь, и вместо продолжения глубокомысленно икал. После чего мягко и всепрощающе улыбаясь, обводил присутствующих взглядом, каким мудрый и добрый учитель смотрит на непослушных детей и, совершенно не замечая свирепого выражения лица своей жены, садился на место. Когда своё видение происходящего начали высказать соседи и более отдаленные родственники, новоиспеченный муж Валерка, сильно занервничал и ушел проветриться в сторону близлежащей рощи. Обнаружив пропажу, а особенно заметив ехидную улыбку тетки Матрены, испуганные глаза сестер, все ещё заплаканное лицо матери (нашла время!) Зойка вскочила, убежала за дом и заперлась в бане. Что это был за протест, с какой целью он был произведен, скорее всего, она об этом знала не больше, чем дядя Антон знал продолжение своей фразы «Я не позволю..». Тем не менее, когда не занятые в дебатах приятели отыскали в рощице и привели обратно Валерку, который, в свою очередь, деликатно постучавшись в баню, был немедленно впущен, конфликт рассосался сам собой, и мероприятие продолжилось, как ни в чем, ни бывало. Только отец так и остался курить на своем любимом месте, возле бани, на лавочке, у матери нет-нет, все еще набегали слезы, ну и у Людмилы ужасно разболелась голова. Все же остальное шло хорошо. Тетка Матрена даже вполне себе прозрачно намекнула Зойке с Валеркой о том, как здорово иметь добрую и понимающую родственницу, у которой всегда можно одолжить денег, на покупку, например, машины.

– В любое время! – уточнила она и подмигнула Валерке блестящим карим глазом, а затем движением головы презрительно указала на Зойкину мать и пустой отцовский стул рядом с ней, дескать, не им чета, в отличие от этих многодетных нищебродов Иваковых, мы-то, чай, скопили кой чего.