Валерий Николаев - Трансатлантический @ роман, или Любовь на удалёнке

Город пустой, студенты еще не вернулись с каникул, но все, которые вернулись, занимаются спортом. Пока ждала Дашу, мимо прошествовали отряды японцев, китайцев, корейцев и собственно американцев, все крепкие, все в кроссовках, с обнаженными крутыми плечами, но много толстых.

Чувства мои спят, и не дай Бог, проснутся. Когда вчера я спросила вслух про нашу конюшню, что бы это значило, что в ней все не так, Даша ответила: не надо было приезжать . Эту мысль я выжгла из себя каленым железом и даже не знаю, зачем снова воспроизвела. Какой опыт над собой я ставлю и во имя чего?

Ужинала у Бобышевых. Дима Бобышев, плотный, молчаливый, вещь в себе, приехал за мной, и я тотчас принялась безостановочно болтать, чтобы не дать развиться в себе этой заразе зачем . Галя кормила салатом, рыбой, красным вином и чаем с кексом, который продается в Москве. Я продолжала болтать, вроде бы мне очень весело. Но, кажется, Гале ничего не интересно, кроме Бобышева. Может, так и надо любить мужа. Я подарила ей банку красной икры, ему – свою книжку Другие голоса . Она обрадовалась больше, чем он.

Позвонила Мариша Голдовская из Сан-Франциско, проговорила теплым, родным голосом слова поддержки.

Как ты там? Как питаешься? Как наша собачка Чарли? Неужели какой-то приглашенный тренер сможет перевоспитать этого бандита, и наши мебель и обувь будут спасены? Верится с трудом.

Целую тебя.

17 января

Дорогая Даша,

я тоже очень люблю Кучушу.

Правда, не говорю об этом целыми днями, поскольку не с кем говорить, а Чарлик это уже давно знает.

Передай Куче, что выдержки из ее книги были опубликованы в «Комсомольской правде» от 14.01.04.

Информацию из ЭКСМО от Касьяновой жду сегодня вечером.

Всех вас кисссаю!

Валешка.

Ниже письмо от Юнны.

Олечка, привет! Исчезновение твоё загадочно и прелестно. Таковое поведение и есть произведение. Я пошла в триумфальный загул: джаз, белые ночи у «фоменок», замечательно интересное выступление в Тургеневской бибке, где Лукьянов дарил свою коллекцию записей с голосами 100 поэтов, куда попало моё где-то когда-то чтение Памяти Табидзе и Между Сциллой и Харибдой.

Тут-то и выяснилось вдруг, что оказывается, я потрясла воображение и сердца многих поколений и сильно повлияла на стиль, а кто меня душил злобой и клеветой – так это никому не известно. Была я там чертовски красива с длинными, облачно летящими волосьями варяга и викинга, изобразила публике манеру, в которой натурально читал свою казацкую поэму Сельвинский, – все пришли в неописуемый восторг.

Ты – большой молодец, умница и королева всех жанров. У тебя – звёздный час. Это не шутка.

Обнимаю, целую.

Здравствуй, Кучуня!

Получил твою иллинойсскую робинзонаду. Впечатляет. Так тебе, избалованной российским суперкомфортом, и надо! Конечно же, гиперзарегулированное американское бытие глубоко противно российской душевной безмерности, она же – раздолбайство, однако, при наличии телефонной книги позволяет эффективно разруливать самые мелкие жизненные пакости, что тебе и продемонстрировала наша продвинутая внучка Даша! Но с этим, наверное, надо родиться. Или воспринимать, как Божью данность, и стараться получить удовольствие. Тем более, что есть результат: вода в унитазе и свет в лампочке, согласись, все-таки большое удовольствие, особенно в сравнении с обратным.

Вообще прекрати рефлектировать по каждому поводу, купи спортивный костюм, бегай (или быстро ходи) по утрам, плавай в бассейне, посещай уроки английского, пиши стихи и письма мне, и относись к лекциям, как к хобби, как к приятному гуруйству (или гурийству?) или забавному времяпрепровождению. Меньше серьеза! Больше гедонизма!

Доброе утро, милый, что у тебя нового? Наташа рассказала, что звонила тебе, а ты уже, видно, спал и говорил расслабленным голосом, как любишь меня, и ее, и Дашу. Это было в тот день, когда ты гулял с Чарли в половине десятого вечера, а мы с Дашей ехали из Чикаго в Урбану, и я, все поняв, не стала тебе дозваниваться. Я же знаю, почему у тебя бывает расслабленный голос и почему ты гуляешь с Чарли в половине десятого вечера, а не в половине седьмого, как обычно. Но я не стала говорить этого Наташе.

Увы, я не могу напиться. Мне приходится черпать из внутренних запасов, а они мелеют. Я хочу, чтобы скорее приблизилась роковая среда (моя первая встреча со студентами) и ужасно боюсь. Если быть честной, я решилась на эту поездку из тщеславия. Какой-то ответ на какой-то вызов. И какая-то рифма с прошлым путешествием на корабле. Но то было, кажется, тридцать лет назад! Я была молода. Я и сейчас чувствую себя молодой. Почти всегда. Но смотрю в зеркало – а там чужая старая тетка. Внутри я вижу себя иначе. И неловко отчего-то. А еще всегда была подспудная мечта усовершенствоваться в языке. Но как? Случай выпал.