Алексей Макаров - Стройотряд

Только вот Ленькиной маме надоело, что её сынок, умница, чемпион, отличник, где-то шляется по ночам и приходит полупьяный домой под утро. Она мечтала о том, что, когда он приедет, она с ним поговорит о новых книгах, фильмах, о его жизни, обсудит свои беды и заботы. И он, такой сильный и красивый сможет все это с ней обсудить и понять ее. Она так радовалась его успехам, которые он описывал в письмах, и хотела, чтобы в его жизни их было как можно больше. А тут вот такое…. Она пыталась что-то сказать, что-то изменить в поведении сына, а в ответ получала только одни огрызания, и терпенье ее, в конце концов, лопнуло.

В то утро, когда Ленька еще спал, после ночного возвращения домой, она попыталась с ним поговорить.

Он подошла к храпящему и излучающему миазмы алкоголя сыночку и попыталась разбудить его.

– Лёня, – она осторожно дотронулась до его плеча. – Проснись, сынок, нам надо поговорить, – ласково произнесла она.

Но в ответ на ее попытку поднять сына, тот только перевернулся на другой бок и, отмахнувшись от нее грубо выматерился.

Не ожидавшая такой реакции сына, мама стояла перед Ленькиной кроватью в растерянности.

Но тут, что-то обидное кольнуло ее в сердце. Как-то сразу в голове встала картина, когда ее пьяный отец в гневе гонялся за ней и матерью по дому.

Нет! Она не хотела, чтобы ее сын уподоблялся своему деду, которого и в глаза никогда не видел. Непроизвольно руки в гневе у нее сжались, и она начала стегать этого пьяного молокососа мокрым полотенцем, которое держала в руках.

Теперь перед ней был не ее сын. Теперь перед ней встали все обиды своего детства и от огромного нежелания, чтобы и с ее сыном не случилось то, что стало с ее отцом, она, сорвав с Леньки одеяло, со всей силой принялась хлестать его полотенцем.

– Ах ты, алкаш малолетний! – зло кричала мама. – Я тебе покажу, как мать посылать! Я тебя научу, как надо с матерью разговаривать! Ты у меня научишься, как вести себя в доме, где тебя кормят и поят. Ты узнаешь у меня, как с матерью надо обращаться! – громко выкрикивала она, вкладывая всю силу в каждый удар по зарвавшемуся нахалу.

От такой побудки Ленька с вытаращенными глазами моментально соскочил с кровати и забился в угол комнаты. Но, разбушевавшуюся маму было не так-то легко остановить. Она и там достала Леньку, с прежней силой охаживая его мокрым полотенцем.

Удары мокрого полотенца были не сильными. Боли они особой не причиняли Леньке, только каждое прикосновение мокрой материи обжигало кожу.

Все выходы из угла, куда его загнала мама, были перекрыты, и Ленька, от наносимых ударов, только закрывался обеими руками, но поняв, что маму так не остановить, он применил отработанный прием, с которым иногда выходил из угла ринга, куда загонял его противник.

Он резко пошел к маме навстречу и, обхватив ее обеими руками, перекрыл возможность наносить удары.

– Мам! Ты что? – прокричал он разъяренной женщине, чтобы как-то привести ее в чувство. – Не надо! Перестань! Объясни! Зачем! Почему?

Рыдающая мама попыталась вырваться из объятий сына, но не тут-то было. Он крепко держал ее обеими руками. Почувствовав, что сил бороться у нее больше нет, она еще больше разрыдалась и, в бессилии опустив руки, уронила голову Леньке на грудь.

– Зачем? Почему? А тогда скажи мне, почему ты пьянствуешь? – уже причитала она. – Зачем ты ходишь и бродишь где-то ночами? Тебе что? Дома плохо, что ли? Разве я не делаю все, чтобы ты почувствовал себя дома? Разве тебе здесь не рады? Почему ты стал такой черствый и жестокий? – она залилась горькими слезами.

А что мог ответить Ленька на ее слова? Она была во всем права. Он зарвался и обнаглел. Действительно, он кроме себя любимого, вокруг ничего не замечал и делал только то, что считал для себя необходимым.

Если раньше, перед отъездом на учебу, он помогал маме во всем по дому, следил за братьями, то теперь он и палец о палец не ударил по возвращению домой.

Проснувшись утром и поев, он даже не мыл за собой посуду, не говоря уже о том, чтобы убрать за собой постель и навести порядок в комнате.

На улице он почувствовал эйфорию вседозволенности и вседоступности, поэтому не имел никакого желания подчиняться домашним правилам. Ему так надоела годовая муштра в училище, поэтому он всеми способами старался избавиться от порядков и условностей, которые ограничивали его свободу.

Мама, поняв, что сын не выпустит ее из рук, подняла на него голову, и сдавленным от рыданий голосом тихо попросила: