Алла Лескова - Что-нибудь такое

В общем, именно на такой улочке и должен находиться французский салон и другой прованс.

Но сегодня Света вдруг разговорилась не на шутку, сыпала рассказами про дураков-учеников из ее школы парикмахеров, у нее школа своя есть.

Пока она что-то рассказывала самой себе, было еще ничего. Но когда я услышала: ты со своего аула приехал и думаешь, что ты здесь город покоришь, а сам по-русски еле говоришь и не знаешь, кто такой Ван Гог, я очнулась. Вернее, во мне проснулся мой земляк Алишер Усманов, и я таким же нехорошим спокойным голосом пахана спросила у Светы: «А зачем мальчику из аула, который будет стричь наши русые головки, знать про Ван Гога?»

Света замешкалась, остановила движения ножниц, подумала и сказала: «Он должен знать про Ван Гога. Должен! Потому что у Ван Гога был ужасный парикмахер, который даже отрезал ему ухо. И я не хочу, чтобы мой ученик тоже стал таким».

Меня обуял такой восторг, что я передумала заступаться за земляков и уходить от Светы. Пожалуй, я у нее останусь, она гениально вышла из положения, и все только ради того, чтобы не потерять меня.

Давно никто не хотел меня так не потерять.

Я коллекционирую грузинские кафе. Вот такая не одна, но пламенная страсть.

Недавно утром, только магазины открываются, иду от врача и вижу новый объект моей страсти. Пульс учащается – и я вхожу в уютное помещение.

Меня встречают две грузинские очень домашние женщины в черном, в домашних тапках и наспех причесанные, еще заспанные.

Перед этим они сидели и смотрели на большом экране мелодраму на дамском канале. Я взяла чай и стала смотреть на них.

Там, в фильме, главный герой пришел и сообщил жене, что любит другую. Еще одну. «Я люблю другую, – сказал он. – И тебя люблю!» И повторил еще раз, потому что жена не поняла. То ли ей послышалось, то ли снится.

Две грузинки схватились за головы и вскричали, как раненые чайки: «А-а-а, как это?! Вай ме!»

Потом повернулись ко мне и говорят: «Вот они какие! Все! Как можно полюбить другую, не понимаем! Сациви будете? А полюбил – молчи, дурак старый, кто тебя спрашивает, слушай! Лобио, сулугуни жареный хотите? Чай и дома пить можно, ну ладно, давайте кино смотреть».

Тут вошел хозяин, их муж, наверное. Одной из них. Он зевал очень расслабленно, все было так по-домашнему, и женщины стали наперебой рассказывать ему, как это мурло в фильме призналось жене, что полюбил другую. Они трещали по-грузински, махали руками, как будто ругались с ним, а он снисходительно слушал и посмеивался.

Потом подошел ко мне и говорит:

– Глупые женщины, да?

Он засмеялся и спросил, буду ли я смородиновый морс, они прямо тут готовят, свой, – и кивнул в сторону женщин.

– Буду!

– Но мы не можем его принести, он очень горячий, только сварили, кто пьет горячий морс, слушайте? – сказал он.

– Я попью, замерзла…

– Давайте тогда вина принесу, – предложил он. – Или кино хотите смотреть дальше?

– Вина не хочу, кино буду смотреть…

– Ну, отдыхайте, – сказал он. И опять усмехнулся.

Я стала смотреть кино. Там этот муж влюбленный вдруг вытаскивает пистолет и приставляет к животу жены. Молчи, дура, говорит.

– Вай ме! – вскричали грузинские женщины! И закрыли глаза ладонями.

Потом одна повернулась ко мне и сказала:

– Вот как можно пистолетом родную жену пугать, не понимаю… Любовницу пусть свою пугает, скотина. ЗВЕР. Как она с таким жила, не понимаю… Хинкали зря не взяли. И морс уже остыл, попейте, кино еще долго, отдыхайте. Кушать захотите – скажите, сулугуни жареный попробуйте.

И опять стали смотреть фильм.

А муж их подсел ко мне, все же вино принес, угощаю, говорит. Налил медленно вино, медленно поставил бутылку на стол и тихо сказал:

– Женщины никогда нас не поймут. Никогда! Мы же не изменяем, слушай… Мы их всех любим! Слушай, что плохого в любви?! Умру не пойму…. Это не война, не ненависть… Любоф!

И подлил мне вина.

Архивом «Севзапрыбы» заведовала Екатерина Ивановна, румяная от гипертонии, улыбчивая сплетница. Очень добрая. Она все время звонила дочке Ирочке, только так к ней обращалась, и спрашивала, как дела. Ирочка была почти замужем, но очень близка с мамой.

Екатерина Ивановна всегда по телефону рассказывала Ирочке про нас.

Алла? Она сегодня в новой юбке, уже осваивается, правильные кальки достает с полок… В лодках стала разбираться.

Рут? Рут ничего. Молчит. Работает на своем ксероксе. Что ей сделается, скале этой.