Елена Оуэнс - Горький вкус соли

Витя лежал на земле согнувшись. Он уже не стонал, но так же закрывал лицо руками. Сквозь ладони просачивалась кровь. Сердце Гришки защемило.

«Что я наделал! Что я наделал! Это же брат мой! Я его оставил без глаз! Слепым! На всю жизнь! Отец с меня три шкуры снимет!»

Губы дрожали, зубы стучали, слёзы затуманивали всё вокруг. Он почувствовал, как гримаса отвращения и страха передёрнула его лицо при воспоминании об отце.

«Дурак я! Дебил! Зачем я вообще Витьку в эту аферу втянул? Теперь всё поздно. Ничего ему уже не поможет! Глаза не вернуть никогда. Отец убьёт меня. Тогда, из-за пальца Витькиного, чуть насмерть не прибил, сейчас точно убьёт. Вытащу брата из леса, а потом уйду из дома. Навсегда уже. Сбегу в Ульяновск».

Гришка стиснул зубы и подошёл к Вите:

– Вставай, брат. Вставай, идти надо, – он помог Вите подняться.

Витя жалобно скулил, покорно вставая и всё так же закрывая ладонями лицо. Кровь просочилась сквозь правую ладонь и тонкой струйкой стекала к локтю.

Гришка крепко взял брата за предплечье:

– Я тебя буду вести. Постарайся идти как можно быстрее.

Голос Гришки звучал приглушённо, будто он говорил сквозь подушку. Витя почувствовал, что всё прекратилось в один миг: и комариный писк в ушах, и яркий пронизывающий свет, оставив вместо себя только тупую, ноющую боль. Мир погрузился в темноту.

Когда Витя и Гришка подошли к краю леса, сельсоветский бобик 9 9 Бобиком в советские времена называли некоторые марки машин, обычно ГАЗ или УАЗ повышенной проходимости, которые использовались милицией и службой медицинской помощи в сёлах. с крестом на лобовом стекле как раз тормозил у обочины. С переднего сиденья Серёга пальцем показывал на мальчишек. Из машины вышел человек в белом халате с маленьким саквояжем и побежал к ребятам через луг. Серёга припустил за ним. Они встретились с Витей и Гришкой посредине поля.

– Сядь, я осмотрю, – сказал врач.

Витя послушно сел на землю.

– Убери ладони.

– Не могу.

– Придётся потерпеть. Поджиги хватило смелости делать, значит, и глаза сможешь открыть.

Витя убрал руки – из-под крепко зажмуренных век безостановочно текли слёзы. Доктор осмотрел его, очистил лицо от копоти и крови, что-то закапал в глаза.

– Ну, глаза-то на месте. Это главное. Ладно, не открывай, в лазарете посмотрим. В тени нужно. Ожог глаз, вопрос только – какой степени?

Гришка посмотрел на Витю. Его лицо было таким красным, что не стало видно даже веснушек. Ни ресниц, ни бровей, даже чёлка сгорела. Но ран на лице не было. Он облегченно вздохнул.

– Доктор, а откуда кровь? – спросил он.

– Андрей Сергеевич. Фельдшер я, а не доктор, – представился мужчина, перевязывая Вите бинтом глаза несколькими слоями так, чтобы не проникал свет. – Глаза не открывай, повязку сам не снимай. Светобоязнь пройдёт через неделю, – сказал он. – Может, через две. Ну-ка, покажи мне свои ладони, – попросил фельдшер Витю. – Конечно, я так и думал, – ладони и пальцы Вити были изранены и кровоточили. – Здесь всё серьёзно, придётся швы накладывать, – и он стал обрабатывать многочисленные раны на детских ладонях. Витя кряхтел и морщился.

Андрей Сергеевич продолжал:

– Мне надо бы в историю болезни записать, как всё произошло. Попадёт вам всем, конечно. Кто выстрелил?

Все трое молчали.

Фельдшер закончил с ладонями Вити и внимательно посмотрел на ребят.

– Что мне с вами делать-то? Полагаю, коли вы меня позвали, выстрел был случайным? – Андрей Сергеевич явно подсказывал мальчишкам правильный ответ.

– Так, так, – закивали все трое.

– Даже если случайный, всё равно посадят. Телесные повреждения. Да ещё и изготовление оружия кустарным способом. Сколько вам лет?

– Девять, – ответил Витя.

– Да я не тебя спрашиваю. Навряд ли ты сам себе в глаза выстрелил. Уголовная ответственность у нас в стране с двенадцати лет. Твоя поджига выстрелила? – спросил фельдшер, обращаясь к Серёге.

– Нет.

– Чья?

– Моя, – ответил Гришка.

– Тебе сколько лет?

– Двенадцать.

Все опять замолчали.

– Даже и не знаю, что с тобой делать. По-хорошему в милицию тебя надо сдать. Да ведь пропадёшь ты после этого. Что делать-то мне, спрашиваю вас?

– Отпустите их, товарищ доктор, – сказал вдруг Витя. – Мы никому ничего не скажем, обещаем.

– Так я же должен на вас отчёт составить и заявление написать в милицию, дурачьё! Меня ж самого, это… Дело на меня завести могут за недонесение в органы о совершённом преступлении!