Герман Садулаев: Земля-воздух-небо

– Знаешь, я давно хотел тебя спросить. Помнишь, я говорил тебе, что я был в Луганске. Где-то два с половиной года назад, весной или летом. Мы были на встрече с вашими министрами и прочими начальниками республики. А потом я вышел на улицу прогуляться. Это была центральная площадь. За большим зданием, где проходила встреча, сад. Есть ведь у вас такое место? И вот, на площади. Там место для фонтана. Скамейки. И молодые люди, парни, гуляли с девушками. И в воздухе была такая атмосфера любви и свободы, свободной любви. И мне показалось, это потому, что смерть рядом. Потому, что вот эти мальчики завтра могут надеть камуфляж и уйти на передовую и там погибнуть, но потому здесь сегодня такая свобода и такая любовь. И одна девушка, совсем юная, сидела на коленях у парня и целовала его. Я проходил совсем близко и невольно засмотрелся на них. И я захотел оказаться на месте этого парня. Чтобы ты целовала меня. Потому что это была ты. Я запомнил.

Она сказала: но я не помню тебя. Тогда я тебя не видела. Я сказал: конечно. Ведь ты целуешься с закрытыми глазами.

Она сказала: тот парень действительно умер. Но не на войне. Где-то в путешествиях автостопом или в поисках наркотиков. А ты получил то, что хотел. Теперь я на твоих коленях и целую тебя.

Я покачал головой. Это не совсем то же самое. Я хотел снова стать молодым. Военнообязанным. Чтобы передо мной была вся моя жизнь или быстрая юная смерть. Чтобы в воздухе пахло войной и весной. И чтобы ты сидела у меня на коленях среди маков, сирени, под высоким лазурным небом; так, как это могло быть в Луганске, и было, но не со мной. Наши желания исполняются с поправкой на карму. Так, что исполнение выглядит насмешкой и издевательством. Я стал ещё старее, ещё дальше от любви и свободы, я больше не был в Луганске, ты сама приехала в Петербург, и мы оказались в его серости, сырости, старости, мы сидим в фальшивом ирландском баре и целуемся украдкой, словно мы что-то украли и это что-то у нас отберут, и ведь отберут, обязательно отберут.

– Кто отберёт?

– Все они. Все люди. И город. Серый город Петербург, моя старость, саблезубые тигры, официантка и вон тот подозрительный тип с газеткой.

Она погладила своей ладонью мои колючие щёки и сказала: ты слишком много думаешь и слишком много смотришь по сторонам, когда целуешься. Тебе надо научиться целоваться с закрытыми глазами.

Всему, что я знаю и умею, меня научили женщины. Сестра научила меня надевать колготки на правильную сторону. Мама научила готовить зажарку для супа. Водить автомобиль меня учила Синтия. Синтия всегда была крутой. Когда я был лохом и ездил на метро, у Синтии уже был свой «Вольво». Я купил сильно подержанный «Форд Фиеста» небесно-голубого цвета, но не умел водить. Я не сдавал экзамен в ГАИ, права мне купил мой папа в Чечне за сто долларов. Я попросил Синтию дать мне несколько уроков. Мы выехали на трассу. Я нервничал и орал:

– Блядь, блядь, блядь! Как вы это делаете? Как можно одновременно смотреть вперёд, в зеркало заднего обзора, в боковые зеркала, как можно всё видеть и управлять машиной, когда вокруг столько мудаков на колёсах? Я никогда не научусь! Я не смогу водить! Лучше я всю жизнь буду ходить пешком!

Синтия успокаивала меня:

– Ничего. У всех получается, и у тебя получится. Пройдёт всего несколько месяцев, и ты будешь небрежно рулить одной рукой, а вторую руку держать на коленке у девушки, которая сидит рядом.

Может быть, она хотела, чтобы я положил свою руку к ней на коленку. Но мне было не до коленок. Мне было страшно. Я был в отчаянии. А потом я научился. Всё случилось именно так, как предсказывала Синтия. Теперь я вёз Лилю на своём «Чероки», и моя правая рука сжимала её коленку, обтянутую тугими джинсами. Это была уже сто сорок пятая коленка или что-то вроде того. Ведь прошло не несколько месяцев и даже не несколько лет, прошла целая жизнь и, может быть, не одна. Я рассказал про это Лиле. Я спросил:

– Ничего, что я тебе это рассказываю? Ты не ревнуешь?

Лиля улыбнулась.

– Это нормально. Просто ты ведёшь машину, ты положил свою руку на мою коленку и вспомнил. И рассказал мне. Это нормально.

Но это было ненормально. Может, я хотел, чтобы она ревновала. И не к моей законной жене, а ко всем тем девушкам, которые сидели у меня в «Форде», в «Кадиллаке», в «Ситроене», в «Чероки» и даже в «Волге» ГАЗ-2410, которая тоже у меня была. Но Лилия ревновала меня к другим девушкам не больше, чем к автомобилям. За это я не люблю девушек. Им плевать на то, что и с кем было у тебя раньше. Лишь бы сейчас, прямо сейчас ты принадлежал только ей одной. У моего «Чероки» больше чувств, больше ревности и больше любви, чем у всех этих юных красоток.