Виктория Алефиренко - Мамин Восход

Я помню, как мы с мамой в первый раз пришли посмотреть на наш участок, принесли с собой несколько луковиц нарциссов, посадили. А чернозем в Ставрополе – ветку воткнешь – зацветет весной, так что нарциссы выросли знатные!

Дом строили года три. Мамин брат дядя Володя – как и дедушка, электрик – приезжал из соседнего города Кисловодска делать проводку, бригаду штукатуров нанимали, шифер на крыше тоже укладывали специалисты. Наконец мы всей семьей поселились в полуподвале, заканчивая отделку второго этажа.

1958 год. С мамой и отцом на лавочке у дома.

…В тот день на дворе была поздняя осень – листва с деревьев давно облетела, за окном сыпал мелкий дождик. Мы с сестрой скучали в тесном полуподвале недостроенного дома. Мама, уходя наверх белить потолок в большой комнате, с собой не взяла:

– Маленьким девочкам там делать нечего – сыро, грязно, играйте здесь. Мы поиграли в куклы, полистали книжку, а потом сестричка заныла:

– Хочу гулять, хочу-хочу! – и я решилась. Нацепив пальтишки с шапочками и осенние ботики, вышли за дверь, перед которой в неглубокой яме стоял огородный инвентарь – лопаты, грабли, острый топор и что-то еще. Поднялись во двор – там пусто и скучно и тут, взглянув наверх, увидели строительный трап, тянувшийся к приоткрытой двери на второй этаж. А там, взгромоздившись на деревянные «козлы», возила щеткой по потолку мама.

– Пошли? – спросила я.

– Пошли! – обрадовалась сестра.

И забыв про строгий запрет, мы стали карабкаться по шаткому трапу. Я толкала сестренку перед собой и на четвереньках – скользко же! – лезла следом.

Первой поскользнулась сестра – ботики поехали назад по мокрым доскам, я попыталась схватить ее за шиворот, но не смогла! Мы полетели вниз и приземлились в аккурат в ту яму – вверх ногами. Первое что увидела, открыв глаза, была лопата – такая старая лопата с грязной ручкой – дальше грабли и топор – и все это было в пяти сантиметрах от моего носа.

А мама, увидев мелькнувшие пальтишки, уже бежала сверху – по одной вытаскивала нас из ямы, обнимала, и почему-то плакала. Потом повела в комнату, раздела, стала поить чаем, приговаривая:

– Какое счастье, ведь на пять сантиметров правее, и… – не знаете, что означало это «и…»?

К весне отделка дома закончилась – и вот готов второй этаж, куда мы и перебрались. Четыре просторные комнаты, коридор, веранда – было, где развернуться детям!

Во дворе посадили деревья, клубнику-малину – живите и радуйтесь!

1957 год, Ставрополь, озеро Сенгилеевское.

Наша «Победа», рядом тетя Надя, я, мама, отец, дедушка Емельян.

***

Иногда заболит-защемит сердце и захочется еще раз окунуться в омут белой сирени, процокать каблучками по родному переулку, где из-за цветущих деревьев не видно домов. К вечеру услышать щелканье соловья и крикнуть подружке через забор:

– Лорка, собирайся скорее, курсанты – «летуны» на подходе! – это была моя, и только моя неповторимая юность…

Неправильно говорят, что не надо возвращаться в прежние места. Возвращайтесь, обязательно возвращайтесь! Чтобы отпустила ноющая боль, и не знобило сердце, чтобы утихла тоска, и не звало прошлое.

Раньше казалось, что дом, в котором выросла, большой и красивый – в 1985-м году он уже таким не казался. А в переулке, вдоль прохода – полуразвалившийся «дувал» из огромных каменных валунов, мимо которого до сих пор ходят некоторые из моих подруг, и сосед тащится «на работу» к магазину – продавать «вразвес» сигареты с лотка…

По этой дороге ходила в школу я,

а по этой – мои дети, но это так, для сравнения…

Там где я росла, не было ни дорог с машинами, ни заводов с дымными трубами. Зимой каталась на санках со снежных гор, принося домой полные валенки снега и звенящие заледенелые варежки, а весной, набив карманы желтой черешней с деревца у калитки, устраивалась на лавочке, зачитываясь новым романом. Наверное, это была «Джейн Эйр» или «Женщина в белом».