И вот я звоню в знакомую дверь, и мне подозрительно быстро открывают. «Значит, смотрела в окно и видела, как я пришла. Не ожидала такого нетерпения». Дашка носится со мной, как с писаной торбой. «Так, дело серьёзное». Я не хочу тянуть время и задаю вопрос в лоб:
– Даша, зачем ты меня позвала? – Дашка молчит, опустив глаза, она внимательно рассматривает содержимое своей чашки с чаем. – Даша, не молчи! Если тебе нечего сказать, я пойду домой.
– Женя, я должна перед тобой извиниться. – Наконец выдавливает из себя Дашка. По её тону я понимаю, что извиняться ей совершенно не хочется, как говорят молодые – просто в лом, но видимо другого варианта нет.
– Ну и? – Я не хочу ни о чём спрашивать. С моей точки зрения необъяснимым остался только её уход из-за стойки, в мой последний визит в библиотеку.
– Я тебя предала. Из зависти…
– Интересно. И как ты могла меня предать? А главное, чему ты могла позавидовать?
Мне становится скучно. Дашка претендует на какую-то драму, а я даже предположить не могу, в чём дело. Мы, некоторое время, молча, смотрим, друг на друга, и вдруг Дашка резко встаёт, и выходит из кухни. Она тут же возвращается и протягивает мне конверт. С первого взгляда я вижу, что конверт не российский – у нас уже давно не делают, так называемых «Авиа», с красно – синими полосками по периметру. Да, письмо из Германии, об этом говорит наклейка с надписью «LUFTPOST» – но на конверте нет адреса и марок, только мои имя и фамилия – Шебалиной Евгении. Значит, письмо кто-то привёз. Я не узнаю почерка и открываю конверт, а Дашка снова выходит.
«Дорогая, Женя! Я ещё неделю буду в Томске. Если ты не против со мной встретиться, то я живу у своего брата на Южной. Ты знаешь, где это. Но в любом случае, пожалуйста, позвони мне. Твой, Максим». Далее, дата, адрес и телефон.
– Даша, откуда у тебя это письмо? – Спрашиваю я, хотя Дашки нет в кухне. Но я прекрасно знаю, что она слышит.
– Мне принесли его на работу… – Я слышу едва слышный шепот из коридора.
– Судя по всему, ещё четыре года назад?
– Да…
– А почему ты мне его отдаешь, только сейчас?
– Максим умер в прошлом году.
– Я это знаю. Но почему я так и не узнала, что он был в Томске и передал для меня письмо?
– Я не захотела тебе его отдавать.
Я закрываю глаза. Потом беру себя в руки и встаю, чтобы уйти, но Дашка меня останавливает. И я понимаю, что ей нужно выговориться.
Максим Левитин, был моим парнем много лет назад. Первый красавец в нашей группе, самоуверенный и нагловатый, прилип ко мне, как банный лист и не давал проходу. А мне сначала нравился другой, скромный и незаметный Мишка Делягин, но он не обращал на меня никакого внимания. И вот мне надоело понапрасну вздыхать о Делягине, и я согласилась пойти на свидание с Максимом. Когда мы оказались наедине, с Максима всю его самоуверенность, как ветром сдуло. Мы стояли в очереди за билетами в кино, и я похлопала Максима по плечу в ответ на его шутку, и случайно опустила глаза. Максим перехватил мой взгляд и как-то вымучено произнёс – «Я знал, что наш тактильный контакт, ничем хорошим не закончится». А я стояла и тоже мучительно соображала, как мне реагировать на увеличившееся в три раза, так сказать, пещеристое тело Максима. Обратить всё в шутку? Спросить – ты о чём? Развернуться и уйти? Я выбрала спросить —«Ты о чём?», и видимо правильно сделала. В те годы я ещё слабо понимала значение строчки Лопе де Вега из «Собаки на сене» – «Любовью оскорбить нельзя, нас оскорбляют безучастьем», но интуитивно почувствовала что это совсем не похоть. Я посмотрела прямо в глаза Максиму, и он выдержал мой взгляд.
– Я не хочу в кино. – Вдруг сказала я. – Пойдём куда-нибудь в другое место.
– Нет, мы пойдём в кино. – Сказал Максим. – Больше нигде я не решусь тебя поцеловать.
Спустя годы мы вспоминали этот случай со смехом.
– Зато всё было предельно честно. – Говорил Максим. – Я любил тебя так искренне, так нежно…
– Как дай мне бог любимой быть другим!
Лучше бы я этого не говорила. Мы оканчивали институт и собирались вместе уехать по распределению. Женитьба была нашей долгосрочной целью, мы давно жили вместе и планировали расписаться, когда получим хоть какое-то жильё. Нам уже выдали предписание о распределении в город Усолье-Сибирское, где были просто великолепные условия – съёмное жильё в первое время, в течение года квартира в новостройке, и зарплаты, которые нам казались заоблачными. Но до Усолья-Сибирского мы не доехали. На выпускном вечере, который наша группа отмечала в кафе, Максима кто-то пырнул ножом в туалете. Он не видел, кто это сделал, потому что на него напали со спины и, убедившись, что Максим теряет сознание, толкнули его так, что он упал лицом в пол. Уголовное дело долго стояло на месте, преступник, словно сквозь землю провалился. У Максима не было врагов, по крайней мере, явных. И тот, кто его ударил ножом, знал, что делал. Максим стал инвалидом как мужчина, без надежды на восстановление потенции. Он уехал от меня в Москву, а потом к родственникам в Германию. «Ты должна быть свободна» – эти его слова бились в мой висок, как четыре пули, пробивавшие навылет сознание.
Читать дальше