Ольга Тишина - Ноготки

– Лучше бы, – прошептали мои губы.

– Прекратите, – голос доктора не повысился и на тон. – Вы еще молоды и у вас есть шансы родить.

– У меня дочь.

– Тем более. Думайте о ней. А теперь набирайтесь сил и выздоравливайте, – он поднялся со стула и вышел из палаты. Его место тут же заняла тетя.

– Белочка, поесть бы надо, – она смотрела с состраданием, и я подумала, что наверно сейчас, тетушка единственное существо на белом свете, которое может меня пожалеть по-настоящему.

– Теть Валь, он прислал мне развод.

Она вздохнула.

– Ребеночек его был? – тетка отвела глаза.

– Да.

– Ну и хорошо, что так вышло! – вдруг выпалила она. – Мало того, что он, сволота, бросил тебя, так еще чуть не погубил. Кровиночка ты моя-а-а, – запричитала родственница.

– Сколько я уже здесь, – прервала я ее причитания.

– Двое суток, как прооперировали. Я уж думала не придешь в себя. Врачи сказали – много ты крови потеряла, – кажется, она опять собиралась всплакнуть.

– Ладно, теть Валь, прорвемся, – я попыталась улыбнуться. Вышло паршиво.

***

– Серебрянская, ну ты и напугала меня!

Начальник колонии заявился ко мне в больницу на следующий день. Видимо, действительно, переживал. Только вряд ли за меня, скорее за английский своей дочери.

«А ты превращаешься в циника, Белла Аркадьевна» – отметила я про себя, глядя, как подполковник скромно устраивается на стуле. Но он меня, все же, удивил.

– Я говорил с главврачом, – немного покашляв, продолжил «хозяин» поселения. – Не переживай, все лекарства, что называется, достанем. Вылечим тебя, Серебрянская. Будешь, как новенькая, что называется.

Он нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке в этой палате, рядом со мной, лежащей на кровати, бледной от потери крови, с опухшими от слез веками. В его понимании, мне требовалось сочувствие и жалость, а как их проявлять, он явно не знал.

– Андрей Петрович, спасибо вам. Вы не беспокойтесь, мы продолжим с Викой занятия. Она у вас умница.

– Не думай об этом! – он замахал руками. – Главное поправляйся. Тут вот жена тебе передала, – на тумбочку лег шуршащий пакет. – Еще теплые!

Почувствовался запах домашних пирогов, но он вызвал не аппетит, а тошноту и спазмы в желудке. Я вымученно улыбнулась.

– Спасибо супруге передавайте. И привет.

Через две недели я вернулась в общежитие. Врачи, опасаясь за мое здоровье и принимая в расчет теперешние условия моей жизни, наотрез отказывались выписывать раньше. Думаю, немалую лепту в это внес и начальник колонии, так как об этом мне намекнула одна из сестер, сказав, что мою реабилитацию оплатила организация.

Кормили в больнице на убой. Еще и тетушка старалась, как могла. Она сняла неподалеку угол и целыми днями не отходила от меня, потчуя своими разносолами. Ко всем этим «хлебосольствам» прибавлялись передачи от девчонок и жены подполковника, не желавшей, видимо, моей безвременной кончины на фоне недоедания.

Только есть мне совсем не хотелось. И жить. «Зачем?» – думала я вечерами, когда тетушка, уставшая со мной за день, уходила отсыпаться и готовить мне очередную вкусняшку. Но потом, перед моим внутренним взором появлялся образ дочки. Моей крошки, оставшейся без матери. И мне становилось до жути стыдно за себя, за свои мысли о смерти. Но на утро, опять наступала апатия, и кусок снова не лез в горло.

– Тебя что, голодом там морили?

Алевтина, Ритка и Марина, а так же еще какая-то незнакомая мне женщина, наша новенькая соседка по комнате, рассматривали меня, будто я не я, а манекен в витрине. Впрочем, сейчас подобное сравнение было бы в точку.

– Только не надо меня жалеть! – растянувшись на своей кровати, устало заявила я девчонкам.

– А мы и не жалеем, – Алевтина сложила узлом руки на груди. – Че тя жалеть?

Но в их глазах читалось совсем другое, особенно у Марины.

– Вот познакомься, – бригадир махнула в сторону новенькой, – Натаха. К нам подселили.

Я качнула головой в знак приветствия, мельком увидев улыбку на лице новой знакомой. И улыбка эта была странной. Но тогда я не придала этому большого значения.

7

Наступила календарная весна. Правда в этих краях она еще долго оставалась лишь на календаре. В Москве, в это время, весна обычно уже ощущалась – слякотью и напоенным влагой воздухом, здесь же ею еще и не пахло.

Но, несмотря на трескучие морозы, действие весны уже сказывалось на организмах некоторых представителей сильной половины человечества. Иначе чем назвать тот факт, что на мартовские праздники в колонии ожидался приезд довольно известного в нашей стране певца. Вот такой подарок сделал Петрович отбывающим наказание женщинам. Жест был поистине царским и неизбалованные развлечениями «колонистки» только и шептались об этом предстоящем событии.