Виктория Левина - Отражения

Там, в этом заснеженном краю, я и оставила вас в конце первой главы, когда рассказала о своём необычном появлении на свет.

У каждого человека есть самые ранние воспоминания, которые прочно впечатываются в подсознание и остаются до конца дней. Мои по большей части связаны с ярким и противоречивым образом моей бабушки по материнской линии.

Вторую мою бабушку – папину маму – мне узнать не довелось. По словам оставшихся в живых после нашествия фашистов родственников, она была добрейшей души человек! Но вместе с тем, все в один голос называли её строгой и решительной. Папа сохранил о ней самые нежные и тёплые воспоминания на всю жизнь… А вот с тёщей, являвшей собой полную противоположность покойной матушки, взаимоотношения у него не сложились. И это вовсе неудивительно. Даже меня, полного несмышлёныша, иногда озадачивал характер моей единственной живой бабушки.

Я часто вспоминаю, как сидела в её маленьком, уютном и чистеньком домике, построенном у нас в саду, рисовала или пыталась писать большими печатными буквами. И давалось мне это непросто.

Здесь я должна кое-что объяснить. Когда родители осели на Украине после демобилизации, папе было предложено стать директором военного завода, который располагался в пойме реки Днепр. Там впоследствии всё было затоплено – сотни процветающих сёл с плодороднейшими землями ушли под воду, уступив место огромному Кременчугскому водохранилищу! «На низу», как это тогда называлось, и располагался папкин танковый завод.

Жить новому директору с семьёй было негде. А ведь ему нужно было заботиться о жене, её пятнадцатилетием сыне, новорождённой малышке, появившейся на свет в Бурятском крае, и тёще, которая не представляла своего существования без младшей и единственной любимой дочери! Ситуация осложнялась тем, что мне тогда исполнилось всего несколько месяцев, я с трудом перенесла двухнедельный переезд на поезде из Забайкалья и последовавшие за тем мотания туда-сюда в Ленинград и обратно.

Жильё нам выделили… в церкви, стоявшей на небольшом пагорбке рядом с заводом. Это было старое, полуразвалившееся, непригодное для проживания здание. Но у моей мамочки руки были сноровистые, ухватистые, работящие. Да и солдат дали в помощь. Так что вскоре общими усилиями они сделали невозможное – привели церквушку в приличный вид, и наша семья заселилась в необычную квартиру.

И всё бы было хорошо, да вот только комары… Житья от них не было! А в это время по Украине, да и по всей Европе, шагала эпидемия полиомиелита. Дети сотнями заболевали этой страшной хворью, их нервную систему парализовывал коварный вирус, приговаривая тело к атрофическому, полу-обездвиженному существованию… Несметное количество комарья «на низу» увеличивало шанс подхватить заболевание в разы. И вот однажды бабушка подошла к немецкой трофейной коляске, в которой я должна была, по всеобщему замыслу, мирно посапывать под охраной верной Альмы, немецкой овчарки, специально обученной нянчиться с ребёнком, и отпрянула со страшным криком:

– Воно померло! Немовлятко не дихае! [2] Он помер! Младенчик не дышит! (укр.)

Накрыв меня с головой простынкой и причитая на все лады, женщина уселась возле коляски отмаливать мои ещё не существующие грехи… Мне ужасно повезло, что как раз в это время с работы на обед пришёл папа. Он отбросил бабушку и простынку, схватил едва живую меня на руки и ринулся к самолёту, который находился в его ведении как директора военного объекта и уже стоял на небольшой взлётной полосе, проходящей тут же, возле церквушки. Спустя пару часов он был в военном госпитале в Киеве, где врачи зафиксировали клиническую смерть ребёнка, повергнув отца в неописуемое горе. Но потом что-то там не срослось с моим преждевременным уходом в мир иной, и я осталась здесь, с вами, ещё на долгие-долгие годы…

На этой оптимистичной ноте папка получил от местных властей кусок болота (но в центре города!). Не теряя времени, он начал осушку территории и строительство огромного (как его широкая душа!) дома. А я вдруг, вопреки прогнозам врачей, пошла! Стройка продвигалась семимильными шагами – уже заливали смолой крышу и во дворе для этих целей развели костёр… Никто не заметил, как я встала с расстеленного на траве одеяльца и поковыляла к интересному и манящему огню…

Кричать я не смогла из-за шока. Рука лежала на тлеющих углях и дымилась. Завыла Альма. Все бросились на этот вой и выдернули меня из дымящихся углей, куда я, видимо, упала, споткнувшись на слабых ножках. Я была без сознания, рука сильно пострадала от ожога. Кожа на правой ладони практически отсутствовала. В больнице мне пересадили мамину кожу, взяв кусочек из подмышки. Долго, это я уже помню отчётливо, на большом пальце у меня была дырка, в которую я любила смотреть на солнышко… Ходить я снова перестала.