Зоя Криминская - Глухие в Америке

Я живу в семье, все мы говорим по-русски, Иван перестал читать мне вслух английские книжки, маленькие такие книжки, на каждый день новая книжка, и никаких тебе тяжестей в портфеле. Ванин портфель представляет собой рюкзак, в который с некоторым усилием можно было бы запихать и самого Ивана, правда рюкзак легкий, несмотря на такой крутой размер. Местное телевидение не включают, только русские мультики или взрослые русские фильмы, в результате у меня четкое ощущение, что я не в Америке. Америка стала чем-то нереальным, где-то там за окном, где говорят почему-то не по-нашему, а ведь могли бы и постараться.

Я ехидничаю, мол, когда меня спросят о впечатлениях об Америке, я скажу, что моя кухня благоустроеннее, Дашка услышала и обиделась. Тем не менее, иду мыть посуду, полная раковина, а я играю в любимый «freecell» и пишу путевые заметки (знай наших), и отлыниваю от своих прямых обязанностей.

Вчера днем ездили втроем, мы с Дашей и еще одна женщина моих лет, Людмила, за бесплатным питанием, в церковь. В одну церковь Даша как-то уже ходила, но без меня – я в машине ее ждала – и принесла кучу авосек с продуктами. Русские называются бесплатную раздачу продуктов фудом от английского «food» – пища. Даша узнала о такой возможности отовариться где-то через полгода после приезда в Америку. Окружающие пользовались этими раздачами, но ей не говорили, может быть случайно, может быть, как думает Дашка, по злому умыслу – не знаю.

Мы приехали за 15 минут до начала, и уже стояла большая унылая очередь, Даша поздоровалась три-четыре раза по-русски со знакомыми. Впереди нас стояла большая группа армян, за нами стояли монголовидные личности, в общем, интернациональное сборище. Импозантный старик румын из Бухареста поцеловал Дашке ручку при встрече. Я поняла, почему Дарья меня переодела, если бы я была в своей нарядной шубе, это выглядело бы неприлично. При входе я записала фамилию, а на самом деле просто свое имя и город проживания, на столах свободно лежала еда, но брать можно было в ограниченном количестве, каждый присматривающий имел свой участок и показывал, что взять можно от сих до сих один, два или три предмета, на выбор, например, три йогурта, одну банку консервов, что-то одно из бакалеи, овощи не ограничивали, зато фрукты она кричала только уан, а они лежали россыпью, и непонятно было, что лучше, взять один персик или упаковку свежей клубники, естественно, клубника перевесила, просто натурально перевесила. Хлеба можно было взять две упаковки, а мясных продуктов не было, хотя говорят, что бывают, но есть их нужно в тот же день, здесь продукты с последним сроком реализации и кто-то даже плохо перенес здешние сосиски, о чем я сразу и сказала Дарье; очевидно, что мясные продукты надо брать в магазине. Из овощей я выбрала шпинат и баклажан, последний.

В общем, довольно грустное это занятие, брать бесплатную еду, и то, что она не хуже, чем наша за деньги, слабо утешает. С другой стороны, я вспомнила российские прилавки в конце 90-ого года, когда в магазине был только хлеб и консервы из морской капусты, и подумала, что тогда такое изобилие бесплатных продуктов вызывало у наших шок, и наши граждане рвались в Америку, а теперь я выбираю и далеко не с каждого прилавка хватаю продукты, только то беру, что нравится: пирог с клубничным джемом взяла, а макароны поленилась тащить.

Познакомившись на «фуде» с Людмилой, живущей в маленьких одноэтажных домиках недалеко от нас, я стала с ней встречаться по вечерам, прогуливаться вокруг близлежащих домов, что здесь совсем не принято.

Сразу же после знакомства, мы почувствовали друг к другу расположение, родство душ: кругом была лишь молодежь, или верующие старушки, с которыми надо напрягаться, чтобы лишнего не сказать, а то осудят. Через пару прогулок рассказали свою жизнь друг другу.

Людмила имела техническое образование, всю жизнь работала и растила детей, сына и дочь. Сын остался в Ленинграде, а с дочкой она жила здесь. Когда жили в Ленинграде, сдавали комнату студентке из Америки, а к ней заходил приятель из Корнельского университета, мулат – отец немец, мать негритянка, – и Оленька, ее младшая дочка, влюбилась в этого мулата, вышла за него замуж и уехала в США.

– Он нам тогда казался вполне приличным человеком, с образованием, – все это Люда мне расскажет позже, во второй мой приезд, а тогда по горячим следам недавнего развода дочери она так замечательно охарактеризует зятя:

– Он только сверху черный, а внутри он фашист.