Алексей Галкин - Стой под дождём

– Знаешь, Санек, сейчас я позвоню Володьке Кудинову, он режиссер на «Мосфильме», и мы попробуем разрешить вопрос в какую страну нам лучше отправиться.

Ян лихо набрал номер и вдруг заголосил, как если бы это была бабка- плакальщица на похоронах, орущая: «На кого ты нас оставляешь…»:

– Володенька, родной, – вопил он в трубку что есть мочи, – помоги своему товарищу не опухнуть с голоду! Куда можно уехать из этой страны, чтобы попасть в

цивилизацию? Только не говори о Канарах, денег нет.

Вдруг Ян перестал орать. Взгляд его стал внимательным и осмысленным. Постепенно лицо светлело, и изо рта неожиданно полетели шутки. Сначала появлялись довольно пристойные, но затем полезли такие, что у Сашки и без того висячие щеки просто повисли на огромных плечах. Дашков, за всё время дружбы с Яном, даже предположить не мог, что его друг способен, так изыскано, по-хамски, шутить. Мат в данном случае не выплёвывался, как обычно у магазина или рюмочной, он наполнял кухню музыкой звуков. И чем дольше эта какофония звучала, тем больше Сашке хотелось кока-колы или ещё чего-то шипучего, только не пива, только бы в нос и голову получить порцию углекислого газа и забыть обо всем на свете.

Время пришло, и Ян всё-таки положил трубку. Александр облегченно вздохнул, а Ян, посмотрев на него озорными глазами, весело и по-детски наивно выпалил:

– Санек, порядок, время пришло. Едем в Бельгию! И не просто в Бельгию, а в Брюссель.

– Ты можешь толком все объяснить? Я ни черта не понимаю. Почему в Брюссель, почему не в Париж или Вену?

– Я тебе все объясню, но для начала запомни – идеи рождаются на небесах. Идея нам подается свыше и если идея «белая», то все сходится, как в пасьянсе, а если «черная», то всегда что-то начинает мешать. Там не сходится, здесь забыли, тот заболел, этот не приехал… не сходятся концы, не сращиваются, а у нас все сошлось, значит, Господь нас не оставит, значит, он нас ведет, поэтому запомни, на всю оставшуюся жизнь! Идеи рождаются на небесах.

Я рассказал Дашкову о Полежаеве, о турфирме, о том, как мы с ним познакомились. Рассказал о Карине, о нашем романе, закончившимся также внезапно, как и начавшимся. Посетовал, что давно не видел ее и что нет-нет, а иногда находит на меня тоска-печаль и вспоминается веселое время, когда мы с ней были вместе.

Сейчас уже вечер, я сижу один у себя дома и думаю, думаю, думаю.

Раньше, в молодости, я всегда хотел быть первым. Нет, я не шел «по трупам», не распихивал локтями идущих рядом, не ставил подножек тем, кто находился впереди, просто очень хотелось быть первым.

Почему человек так устроен? Почему он постоянно рвется в небо? Почему он не хочет и главное не желает подумать о душе и благочестии?

Однажды кто-то рассказал мне сказку не сказку, притчу не притчу, анекдот не анекдот, но история эта осталась в моей памяти навсегда и переменила всю мою дальнейшую жизнь.

Дятел сидит на огромном ветвистом дубе (кобель сказал бы, что дуб просто неописуемый), и долбит по нему со всей дури, выковыривая из-под коры себе еду. Вдруг, откуда ни возьмись, появилась огромная туча и закрыла собой полнеба. Дятел стучит. Сверкнула молния, грянул гром, ливень стал стеной, а дятел не унимается. И вот молния попадает в дуб, да так, что дуб, словно спичка, расщепляется на две половины. Дятел, отброшенный в сторону, поднимается с земли, отряхивается, возносит свой клюв к небесам и говорит, царственным взором созерцая свой необычный рот: «Я и понятия не имел, что моя клювалка обладает такой неимоверной силищей!».

Так и мы порой рвем жилы, что-то пытаемся изменить, кого-то хотим перевоспитать, а если быть точным, подогнать под свое мировоззрение, взываем к примирению конфликтующие стороны, и когда нам все это удается, наше сердце наполняется гордостью и в мыслях наших ненавязчиво кувыркается, шелестит, нежно ласкает наши мозги легкий майский ветерок: «Какой же я все-таки сильный, умный, настойчивый, принципиальный, правильный!». И порой, «благодаря» своему уму и своей правильности, мы ссоримся с друзьями, расходимся с женами, остаемся в полном одиночестве, не понимая и не принимая того, что кто-то, в нас усмиряет гордыню, что этот кто-то, дает нам понять – все наши труды напрасны, если нет помощи свыше.

«И воззвал Господь Бог к Адаму, и сказал ему: где ты?». Разве Бог не видит Адама? Разве Господь не знает, что укрылся он с Евой за деревьями Рая? Все видит Всевышний, все знает. Тогда почему он так сказал? И надобно заметить, не спросил, а именно сказал. Многие, не знающие Бога, недоумевают очень сильно по этому поводу, не видя разницы между словами «сказал» и «спросил». А разница огромна. «С кем ты? – вопрошает Господь, – со змеем или со мной?». И Адам выходит к нему, тем самым, возможно, спасая свою и Евину жизнь от мгновенной смерти, и кто знает, как бы сложилась судьба человечества, не соверши Адам столь мужественный поступок.