Nikki Tozen - Все еще я

– Что случилось? – немного приподнявшись на кровати, я обнаружил, что был совершенно голым.

Сэм смутился, отсел в кресло напротив и посмотрел на меня диким взглядом.

– Ты меня спрашиваешь, Юкия?! Да мы прочесали весь лес и все сточные канавы в поисках тебя! – вдруг ни с того ни с сего завопил Сэм. – Я думал, ты погиб! – его голова упала на руки, а тело начало содрогаться в беззвучных рыданиях.

Я подбежал к нему.

– Перестань, я ведь здесь, с тобой, и со мной все в порядке.

Он схватил меня и крепко сжал, затем поспешно отстранил от себя и смахнул слезы с глаз.

– Клянусь, мы больше не поедем с тобой к этому извращенцу, это моя вина…

– Я не помню, что случилось, – с безразличием в голосе сказал я и направился в гардеробную.

– Они напичкали тебя какими-то таблетками, я сам мало что соображал, прости меня, Ю… прости.

Поспешно натянув джинсы, я заметил, что они сидят на мне немного мешковато – видно, события минувших дней измотали меня до такой степени, что я сбросил вес.

– Куда ты собираешься? – с испугом в голосе спросил Сэм.

– В школу.

– Ты что, вот так просто пойдешь в школу? – недоумевал он.

– Ну да, я уже неделю там не был или больше – отцу это не понравится. А я не хочу с ним встречаться лишний раз.

– Я заеду за тобой после школы, – опять с каким-то испугом в голосе проговорил он.

– Нет, сегодня я поеду на своем новом «Мустанге». Хочу наконец прокатиться на нем, а то после того, как его привезли на прошлой неделе, я еще ни разу за руль не садился.

– Неважно, я все равно заеду за тобой…

После долгих уточнений, в каком часу мы встретимся, я, наконец, спустился на парковку и увидел свой черный «Мустанг» с красной полосой посередине. Машина была оттюнингована, на заднем и переднем мостах установлены лифт-комплекты подвески из амортизаторов и пружин.

С нетерпением я завел ее, прислушиваясь к мощному реву нового мотора, и отправился по заполоненным машинами дорогам к школе.

Школа, в которую я поступил благодаря отцу после поспешного отбытия из Лондона в Манхэттен, согласилась взять меня только на второй год и за энную сумму денег.

Здание школы было одной из элитных и старых построек в Верхнем Ист-Сайде, между Центральным парком и Ист-Ривер. Мои апартаменты располагались в очередной штаб-квартире «строительной империи» отца на Пятой Авеню.

На мой взгляд, это было совершенно обычное кирпичное здание в виде буквы «П». Вход украшала триумфальная арка из четырех колонн, венцом для которых служил фронтон с огромным фамильным гербом семьи Брэттон-Вудс, построившей эту школу в 20-х годах. К основному зданию примыкали такие же кирпичные кампусы, делившиеся на «мужской» и «женский».

Еле припарковав свой увесистый «Мустанг» рядом с какой-то церквушкой, я вдруг понял, что практически никого не знаю в этой школе. После переезда в Америку я пару раз показывался в ней, и то меня выгоняли с занятий из-за неадекватного поведения.

Внутренняя отделка школы осталась нетронутой: паркетные полы, скрипящие деревянные лестницы, отштукатуренные стены с желтым отливом и огромные дубовые двери, ведущие в совершенно обычные классы с вечно закрытыми окнами и спертым воздухом.

Первым уроком была литература, а может, это был не первый урок. В общем, когда я не совсем уверенно постучал в дверь класса, в коридорах уже никого не было.

Учитель отчитал меня за опоздание прямо в коридоре, разрешил зайти в класс и указал, куда я могу сесть – все это время я сохранял гробовое молчание.

Присутствующие мальчики, как инопланетяне из инкубаторской печи одной матери, с жадностью пожирали меня своими светлыми глазами, но я старался не обращать на них внимания. Все они казались мне безликими. Находясь в маске собственной отчужденности, я понимал, что, возможно, это я безликий, а они лишь испытывают простое любопытство, как и тысячи людей, каждый день проходящих мимо и заглядывающих в мои неподвижные, как у памятника, глаза.

Преподаватель с классом что-то живо обсуждали, но я не придавал этому особого значения. Опершись головой о руку, которую тут же, как штырем, парализовала очередная схватка боли, я уставился отсутствующим взглядом на портрет, висящий прямо передо мной, – это был Томас Элиот.

Как будто я не здесь.

– Драфт, вы будете читать отрывок из любого стихотворения? – спрашивал педагог, явно недовольный тем, что я его не слушаю.

Как будто в этом юном теле гниющая душа, изъеденная молью, вся в дырках, словно ткань.