Жанна Кушнир - #ЖАННАПИШИ. ENJOY

У меня одно ведро и оно гостеприимно принимает в себя всех подряд, кроме засохшего хлеба – это птичкам – и пластиковых бутылок. Пластика в нашей семье много. Я покупаю молоко, сын – колу, муж – пиво. И поэтому пластика у нас больше, чем у среднестатистической семьи.

Мне очень стыдно перед природой за такое замусоривание, поэтому пластик я сортирую и отношу в специальный контейнер, благо, что в нашем дворе их целых два. Раньше просто скидывала бутылки, все подряд, включая блистерные упаковки, подложки для продуктов, тару из-под бытовой химии, одноразовую посуду.

Однажды, засовывая в отверстие очередную бутылку, я заметила в контейнере чисто вымытые, очищенные, сплющенные бутылки. Они ярко и осуждающе выделялись на фоне остального разношёрстного грязного пластика. Какой дурак этим занимается, подумала я. Дома залезла в интернет, почитала правила сортировки – какой пластик идёт в переработку, в каком виде сдаётся – и стала так же аккуратно мыть пустые бутылки, очищать от этикеток и сжимать для уменьшения объёма.

Теперь, когда я вижу в контейнере неправильный и грязный пластик, я думаю, какой дурак сюда засунул эту упаковку из-под сосисок. На контейнере ведь по-русски написано, что можно, что нельзя. А для особо тугих ещё и бумажка прикреплена крупными буквами ТОЛЬКО БУТЫЛКИ.

Я строго слежу за передвижениями всех пластиковых ёмкостей в нашей семье. «Кто выкинул в ведро пустую бутылку? Я сколько раз говорила, пластик отдельно» – и лезу в ведро, вытаскиваю нарушителя.

Муж морщится, что ты ерундой занимаешься, всё пойдет на одну свалку. Повторяешь за сестрой бесполезную работу. Та фигней мается, мусор сортирует – и ты за ней. Никто этот пластик не перерабатывает. Сожгут или закопают.

Я молчу в ответ, невозмутимо сдираю этикетку, споласкиваю тару и сплющиваю для компактности. Это занимает меньше минуты. Валерке этого не понять. Он не видел то, что видела я. Это меня так потрясло, что я стала сортировать пластик.

Дело не только в старшей сестре. Ирина давно занимается раздельным сбором и вторичной переработкой. Это её личная жизненная философия, экологическая активность.

Дело не только в стихийных лесных свалках. Меня это очень бесит. До матерных ругательств, злых слёз и стыда за людей. Дайте дубину покрепче, рука не дрогнет.

Дело не только в ужасающих кадрах о целых мусорных островах, дрейфующих в океане, огромных территориях, покрытых бытовыми отходами. Я помню, в новостях показывали мёртвого кита, брюхо которого было набито пакетами и бутылками. Большое сильное животное погубил банальный мусор. Это страшно. Больно смотреть. И всякий раз, используя даже самую маленькую пластиковую бутылочку, я вижу этого мёртвого кита.

Я стала активно и честно разделять пластик после того, как увидела скамейку. Да, друзья, не удивляйтесь – скамейку.

На территории молочного заводе, где я проводила экскурсии, эта симпатичная скамеечка с разноцветными полосами и надписью «вторая жизнь» входила в мои любимые достопримечательности.

Я подводила к ней школьную группу и задавала вопрос: «Угадайте, из чего сделана эта скамейка?». Дети прыгали на скамейке, гладили, постукивали, нюхали, даже пробовали на зуб, потом сдавались – мы не знаем.

Из переработанного пластика, друзья. Да-да, те самые ежедневные незаметные и привычные в нашем быту пластиковые емкости. Вы можете бросить её в мусорку, и она пополнит свалочные полигоны. А можете отнести в ближайший пункт раздельного сбора или в контейнер около дома, и из неё сделают полезную вещь.

Вот как эта скамейка – крепкая, красивая, прочная, которая не боится ни влаги, ни жары, ни мороза. И прослужит очень долгие годы.

И что бы ни говорил мой скептик муж, я знаю, куда пойдут эти бутылки, и что сделают из переработанного пластика. Валерик, раздельный сбор – это не бесполезная работа.

Я видела ту чудесную полосатую скамейку из пластика с надписью «вторая жизнь».

Есть у меня в биографии неприятный грешок – я воровала конфеты в маленьком продуктовом магазинчике, в военном городке Эмба-5. Причина всего одна и пребанальнейшая – очень хотелось сладкого.

В то время я пребывала в депрессии, которая усугублялась одиночеством в чужом месте, тоской по далёкому дому, натянутыми отношениями с будущей роднёй, претензиями к будущему мужу и болезненной – прямо до дрожи – тягой к сладкому.

Я грызла жёсткий солдатский кусковой сахар, не жалея зубов, до воспаленных, в мелких ранках, губ и ненавидела вкусный кондитерский отдел в местном универмаге. Личных денег у меня не было. Меня постоянно тянуло к сладким витринам, я заходила в магазин за хлебом и тупо зависала около кондитерки.