Юрий Косов - Магия Детских Желаний. Сборник детских автобиографических рассказов для взрослых

Уважаемые читатели. Оказывается, папа видел меня в роли орла и поэтому хотел, чтобы я стал лётчиком. Мама мечтала, чтобы я стал председателем колхоза. А я, как помнится, постоянно «витал в мечтательных облаках» и на самом деле просто хотел стать богатым «начальником всех начальников» и жить в Москве. Так, по-разному, мы видели одну и ту же ситуацию, и пришлось мне пожить воробышком и лисичкой, зайчиком и медвежонком… чтобы отыскать свой уникальный путь почтового голубя. И вот обо всем об этом мне захотелось рассказать вам по-своему, как бы от имени ребёнка.

Для этого мне пришлось окунуться в самое детство и вновь стать мечтателем-сочинителем. Но это оказалось не таким простым занятием, потому что ребёнок пишет то, о чем думает, а вот взрослый должен думать, о чем будет писать… От этих дум в моей голове скопился огромный ворох мыслей и образов, а на столе, в чемоданах и рюкзаках сгрудилась куча листочков и заметок «на полях». И, несмотря на это обилие рабочего материала, друзья, я вам честно признаюсь: на протяжении десяти лет работа над рассказами продвигалась очень медленно (точнее стояла на месте). Но у меня было и есть огромное желание рассказать вам свою историю.

И стал я искать свой «путь писателя». Что тут началось, вы даже представить себе не сможете. Я записался на курсы и пошёл учиться… писательству. Нас обучали и вдохновляли. Нас избавляли от страха «самозванца». От всей души благодарю Ирину Гусинскую, Екатерину Иноземцеву, Викторию Павловскую, Татьяну Щеглову, Марию Васильеву, Марину Венделовскую, Светлану Богданову и многих друзей-товарищей за то, что поддерживали, вдохновляли меня и буквально из пепла, как птицу феникс, возродили мой черновик.

Где бы я не находился, повсюду вещал о своей книге. Мои взбалмошные идеи терпеливо слушали официанты и таксисты… бортпроводники самолётов и попутчики… – и все, все давали дипломатичную обратную связь.

Но страх самозванца по-прежнему был сильнее желания стать писателем. И вот однажды, находясь в творческом «полете», я бродил по переулочкам Арбата и… забрёл в гоголевский скверик. Среди обилия цветов и кустарников, прямо на лужайке разместилось большое количество людей. Как бы охраняя писательский многовековой дух, за происходящим наблюдал гранитный Гоголь. Прямо под деревьями была смонтирована небольшая дощатая сцена, на которой в смокинге, в черном цилиндре и бабочке, с книгой в руках стоял элегантный старец, смутно напоминающий меня самого… Оказалось, что это было сообщество читателей, ежемесячно собирающихся послушать рассказы своих любимых писателей. Я тоже присел на травку и прислонился к памятнику.

Воздух благоухал свежестью скошенной травы, на деревьях чирикали воробьи и заливались соловушки. Стаи голубей и ворон расселись на ветках. Когда рассказчик лишь приподнял бровь, все вокруг словно замерло…

Солнышко ласково припекало затылок. От наслаждения меня стала одолевать дрёма, и я погрузился в полусонное состояние… Взгляд поплыл, деревья и люди стали растворяться… рассказчик в моем воображении все больше походил на белого мудрого ворона… Зазвучал бархатный голос и… сквозь сон я услышал…

Жить, жить, жить…

И словно солнце в небе плыть,

Парить над миром будничных забот

И рваться что есть силы из боли и обид оков.

Лететь на помощь, крыльев не щадя,

И падать вниз под натиском врага.

Забыв о боли, с верою в груди

Стремиться ввысь к просторам доброты.

По зову сердца и велению души

Не забывать, зачем мы в этот мир пришли!

Согреть теплом, и жизни подарить,

И рассказать, как в этом мире жить!

Однажды животные решили совершить что-то грандиозное в духе нового времени и открыли школу. Они решили, что в число предметов войдут бег, лазанье по деревьям, плавание и полёты. Для простоты организации все животные занимались по общей программе. Утка превосходно, даже лучше преподавателя, плавала и получала отличные оценки за полёты, но здорово отставала в беге. Из-за этого ей пришлось часто оставаться в школе после уроков и даже бросить плавание для того, чтобы практиковаться в беге. Так продолжалось до тех пор, пока перепончатые лапки утки не износились до такой степени, что даже по плаванию она скатилась на уровень посредственных отметок. Но школа допускала такие отметки, и по этому поводу никто, кроме самой утки, не переживал.