– Ага. понял, – сказал я тогда, – мы вроде тех американских консервов с непонятной этикеткой, по которой не ясно, что там внутри, пока не вскроешь и не попробуешь,
А теперь прошу вас незамедлительно переместиться вместе со мной в один пасмурный день в конце октября все того же сорок восьмого года.
Дело было после обеда: я стою на балконе и поджидаю своего единственного друга. Воспитатели успели привыкнуть к моей тяге, торчать на балконе и не мешали мне в этом, поручая там наводить порядок. Став бессменным дежурным по балкону, я практически получил его в свою собственность. Я ревниво охранял свои владения и был рад одному Мишке. Я подметал балкон, окуная метелку в ведро с водой, потом приходил Мишка, и мы, положив локти на перила, глазели по сторонам, чаще за пределы интерната, вбирая в себя окружавший нас мир. С балкона этой приземистой крепости наши души улетали в средневековые замки, путешествовали по морям вместе с корсарами… Один из нас по своей натуре был беглецом, другой – романтиком, но оба встретились матросами на дрейфующем корабле – призраке.
Помню, я стоял и смотрел, как к центральным воротам подъехал светло-серый автомобиль. Почти всегда створки решетчатых ворот были обвязаны цепью с замком, если только не приезжал хлебовоз или машина с продуктами. Но узкая калитка между двумя колоннами не запиралась до самого отбоя, и автомобиль остановился точно напротив нее, по соседству с отливающим чернотой автомобилем, который я не сразу заметил за позолоченными кронами молодых диких яблонек.
Подъехавший автомобиль был набит людьми; вначале открылась передняя дверь со стороны пассажира, и из нее вышел огромный небритый мужчина в пальто, хотя было не так уж холодно. Всем своим озабоченным видом и пальто, конечно, мужчина не принадлежал пасмурному равнодушию осеннего денька. Он был пришельцем и принадлежал трем пацанам с заднего сиденья автомобиля, что по команде мужчины стали с неохотой выбираться наружу. Те тоже оказались пришельцами. Двоим было лет по девять, а третьему не меньше четырнадцати. Было видно, что перед приездом сюда парней сводили в баню и парикмахерскую, но пыль товарных вагонов глубоко въелась в их кожу. У каждого в руке было по вещмешку армейского образца, но их грубые угловатые руки привычно смотрелись бы с колодой карт, когда игра идет на ворованный хлеб. Или с намотанным на кулак солдатским ремнем, если дело доходило до рукопашной. Они вошли на территорию интерната под конвоем сопровождавшего их дядьки, с песьими выражениями на лицах.
Один из них, почти ровесник мне, в солдатской шинели, обрезанной под куртку, поднял голову и увидел меня на балконе. Вышло, что я первым из интерната встречал новичков. Мой одухотворенный образ юного баронета в интерьере балкона развеселил парня. Он гоготнул где-то уже у меня под ногами, а потом за всей компанией хлопнула входная дверь на тугой пружине.
Я еще немного постоял, но Мишка все не появлялся, и я ушел с балкона, опасаясь, что смогу простудиться на нем, как уже было в сентябре месяце. Мне захотелось зайти в библиотеку и хорошенько покопаться на дальних стеллажах, но я вспомнил, что у меня в тумбочке лежит несданный «Оливер Твист», и я отправился в отряд. Толкнул дверь, полный библиотечных предвкушений, и застал в спальне странную картину: все мои отрядники стояли каждый у своей кровати с лицами гипсовых статуй. По проходу ходили те двое из машины, что были нам ровесниками. Тот, кто прибыл в шинели, начал рыться в наших тумбочках. Шинели на нем теперь не было, а была грязная летняя рубашка. Из-под ее коротких рукавов выплывали до самых запястий рукава синей спортивной куртки.
– Подтверди, Сана, что была у меня финка маклевая, – говорил он своему товарищу. – Вот здесь была. – Он сделал обвинительный жест в сторону своего хлама на пустовавшей кровати.
Второй новенький деловито кивнул. На нем была солдатская гимнастерка, выгоревшая на солнце почти до белого цвета, с профилем Сталина, выведенным чернилами на левой стороне груди.
Эти двое умело подыгрывали друг другу. К счастью, я пропустил первый акт представления, когда якобы потерпевший театрально высыпал свой хлам на кровать, наверняка, подняв мешок, по меньшей мере, до уровня головы.
В запале они не сразу меня заметили, а когда заметили, то велели встать к своей кровати.
– Я вам покажу, крысы поганые, как втыкать по чужим мешкам. – Рубашка Поверх Куртки был с нами строг строгостью учителя. Вообще они оба держались так, словно за то, что мы здесь в интернате могли питаться три раза в день и спать на чистых простынях, они где-то в неведомых далях не щадили себя и теперь их варварский вид сам должен говорить за них. И конечно, было бы совсем против правил, если бы эти пришельцы отзывались на обычные мальчишеские имена. Итак, мальчики и мальчики, нас почтили своим присутствием Сана и Митрич. Еще Жиндос – он попал в старший отряд, но нам, салагам, его так лучше не называть.
Читать дальше