Александр Гофштейн - Опыты литературной инженерии. Книга 3

Первый бросился вниз по склону, навстречу другу, поднял его на руки, прижал к себе и начал тискать бедного фокса, едва не плача от умиления. Короткохвостый устало лизнул хозяина в ухо и обмяк, блаженно отдавшись заслуженному отдыху на родных руках, как в колыбели.

Потом первый и третий основательно отдохнули, слегка перекусили и запили водой из армейской фляжки и, не дожидаясь медленно поднимавшегося второго, пошли на вершину. Нашли тур с запиской, оставили письменное свидетельство своего пребывания на горе и снова спустились на седловину. Тут как раз подошел второй. Первого ему разглядывать было незачем – и так давно знакомы, но на третьего второй смотрел с нескрываемым восхищением!

Отдышавшись, второй выразил желание тоже подняться на вершину: зачем же, собственно, сюда карабкались? Первый и третий дали молчаливое согласие и остались дремать на седловине, подставив кто лицо, кто морду высоко стоящему солнцу.

С вершины возвратился второй и признался, что сделал с удобного ракурса весьма удачный снимок дрыхнущих коллег. Потом между ними возник такой диалог:

Первый:

– Я думаю, что нет смысла спускаться по маршруту подъема. И круто, и долго, и уже знакомо. Есть резон спуститься по юго-восточному склону в соседнюю долину Назлы-Кол. Дно у нее, правда, выше, и гору вокруг придется обходить, но зато интереснее и не так круто.

Второй:

– Я, в принципе, не возражаю. Это во сколько километров придется сделать крюк?

Первый:

– Дайте прикинуть. Два километра по долине Назлы-Кол, еще три – по Джамагату, плюс километр – по долине Теберды до базы. Сколько получается?

Второй:

– Я загибал пальцы. Получается шесть. Не считая длины самого склона. К ужину должны поспеть. Я думаю, вояж можно начинать.

Первый:

– Сначала поищем кулуар поположе. С травкой, без скал. Чтобы спускаться с комфортом. Поглядите правее. Вроде бы ничего. Туда и направим стопы.

Второй:

– Да, в самом деле, дно долины проглядывает. Значит, никаких сюрпризов по пути не предвидится.

Третий согласно повилял хвостиком. Из солидарности.

Кулуар по-французски значит «коридор». Дельтовидное углубление в склоне горы, по которому летом стекает дождевая вода, а зимой сходят снежные лавины. Пологие кулуары относительно безопасны. Это в том случае, если в них нет свободно лежащих камней и скальных сбросов. Поэтому для восходителей спуск по субальпийским лугам не предвещал никаких хлопот.

В верхней части кулуар оказался совершенно пологим. Мягким ковром он изгибался в сторону долины Назлы-Кол, весь насыщенный запахом цветов и горных трав. На щедро прогреваемом и обильно орошаемом склоне трава и цветы разрослись до невероятных размеров. Их сочные, толстые стебли неохотно гнулись под ногами и совершенно закрывали видимость. Поскольку нужно было двигаться вниз, каждый шаг приходилось делать почти наугад, приминая неподатливые цветы ногами и раздвигая стебли руками. Трое попали в настоящий тропический рай, но не сумели оценить благодати окружающей флоры, передвигались рывками, чертыхаясь и распугивая мирно пасущихся насекомых.

Кстати, о насекомых. В тропиках насекомым положено быть такими, как в тропиках. И по числу, и по размерам, и по бодрости, и по алчности. Третий, совершенно потерявший возможность передвигаться на своих четырех, покорно съезжал на мохнатом брюхе по траве вслед за хозяином, лязгая зубами всякий раз, когда на глаза попадалось очередное гигантское жесткокрылое или устрашающее восьминогое.

Солнце никак не хотело прятаться за гору и добросовестно поджаривало задыхающихся путников на изогнутой сковороде кулуара. Слева и справа по бортам восходители видели голые, с редкими карликовыми сосенками каменистые склоны, но выбраться из кулуара возможности уже не было. Как-то сами собой по бокам выросли отвесные скальные стеночки, взбираться по которым было себе дороже.

Внезапно первый при очередном шаге буквально вывалился на утоптанную полянку метров трех в диаметре. Трава на ней была основательно примята, а далее, вниз по склону, в буйно цветущую растительность, уходил узкий тоннель. На полянку вышел второй и молча указал пальцем первому на кучку свежего помета, от которого на фоне затененной травы поднимался едва заметный пар.

– Медведь, – одними губами произнес первый.

– Он где-то тут, совсем рядом, – сдавленным сипением отозвался второй.

Третий не подавал признаков жизни. Вечно воинственно торчащий хвостик был упрятан в соответствующую выемку, а в глазах стоял неподдельный ужас. Третий жался к ногам первого, на отказ не желая исполнять сторожевые функции.