Гари Забелин - Поющий пёс Глен

Милые друзья ждали его с ужином и горячим чаем, тепло разливалось по телу и душе. Как оказалось, пока Максим шел домой, звонила хозяйка ресторана “Coffee Forest” – она хотела Макса на завтра опять – то ли он ее устроил, то ли больше никого не нашлось. Максим уже начал прихлебывать крепкий чай, как вдруг ощутил боковым зрением, что его друзья чего-то от него ждут. Было какое-то напряжение. “Взгляни почту” – тихо и осторожно сказал друг. Максим обычно оставлял на после ужина то, что на английском. Но, он перевел глаза с конверта на друзей и увидел в их глазах нечто прежде незнакомое. Некое настойчивое ожидание… и Макс распечатал конверт …

Это был оффер (предложение работы)… Две недели назад он ездил в столицу на интервью и провалил его, несомненно – с ним нельзя было говорить, потому что они хотели говорить на Английском. Но они дали ему письменный часовой тест. Максим написал его на 100%. И вот теперь выяснилось – они решили дать ему работу. Фирма приносила свои извинения, что не может в настоящее время предложить больше двадцати долларов в час – в связи с языковыми проблемами, но со временем… Лед тронулся!

Пришли друзья друзей. До сих пор я о них только слышал, а теперь увидел – молодая пара, счастливые и красивые. Мои друзья звонили им час назад. “…только водки не надо, Максим привез Столичную из Одессы”. Стол был весь завален закусками. Ничего подобного я прежде не видел – красота! Поводом был мой оффер.

Что-то я не чувствовал себя именинником, возраст что ли? Нет, конечно – все еще за океаном. Говорили же КГБ-шники на допросе – у тебя есть выбор. Или вы с женой перестанете распространять, или оба пойдете в лагеря, а вашего… КГБ-шник взглянул в шпаргалку… Пашеньку… ваш ребенок не увидит вас обоих в ближайшие 5 лет. Мы, единогласно выбрали Пашеньку. Так мне тогда казалось. Лагеря мы избежали. А Пашеньку я не вижу уже больше года. Сколько еще? Год… или те же 5?.. Виктору в КГБ задали тот же вопрос. У него было трое. Он выбрал лагерь. Лишь теперь их семья в Германии. Те же 5 лет! Но – после лагеря… У коммунистов были пятилетки… Здесь открывают бизнесы. Говорят, они начинают работать не раньше, чем через 5 лет… Что-то меня не радует эта цифра, ее видимо спустили очень свысока…

Вдруг гостей и хозяев что-то заинтересовало. Обычно, когда пьют, говорят в основном о себе, а тут стали говорить обо мне. Я прислушался, все обсуждают бутылку столичной, что я привез год назад… Внутри оказалась чистая вода – то ли спирт испарился, то ли его никогда там не было. Друг друзей уже приготовился ехать в ближайший супермаркет. Я полез в карман за двадцатью семью долларами… Все засмеялись, похоже, они уже знали о моем вчерашнем “заработке”. Друг друзей сказал, что двадцать семь долларов мне завтра понадобятся на автобус и все же смотался в супермаркет, так что через 15 минут водки на столе было достаточно… За столом выяснилось, что друг друзей тоже учился у Берты Иосифовны в той же школе, что и я.

– А почему она тебя доставала? Ты же нетипичный.

– Так сложилось, она знала мою мать. Мама была типичной, так что Берта Иосифовна чувствовала, что мне понадобится именно английский. Но мне было 12, и я ничего тогда не знал.

– Ну, английский мы все получили, спасибо ей.

– Знаешь, получает берущий, я не получил.

– Это как?

– По глупости, наверное. Она мне говорила, что мне этот английский точно нужен. Знаешь, может она говорила это всем, но я был уверен, что она обращается непосредственно ко мне. Понимаешь, я не мог понять ни английского – кажется, я искал в нем логику, – ни почему он мне понадобится. Я ощущал это как какое-то навязывание… Я не знаю… У старушки были выразительные глаза, необыкновенно красивые серые глаза, такие, что на лице вроде не было морщин, ну я их не видел. Я никогда не соскальзывал с этих глаз даже на окружающее лицо. У меня до сих пор осталась память об этом ощущении… Можно сказать, что моя душа получала указания напрямую… – ну о том, что я должен учить английский. Но, я даже не понимал, как это можно, если я не врубался в логику предмета. Не знаю, видимо, я искал логику в протоколе перевода и не смог сформулировать, что язык – не математика… Понимаешь, с другой стороны я не мог ослушаться этих глаз… и не мог подчиниться… Мои родители поняли, что это – конфликт, и очень жаль, но меня перевели на немецкий, в соседний класс и… В последующие годы никто ко мне не приставал, что без немецкого я никак не обойдусь…