Сплэтни Прайчэк - Вспомнить главное. Сборник рассказов

Ужас отразился на лице парня. Неужели сон! Всё сон, и стоит совершить один неверный поступок, как чары рухнут?!

– Папа! – закричал Семён и бросился к нему, чтобы успеть обнять крепко-крепко, успеть почувствовать крепкое тело в своих объятиях, вцепиться, тоже неистово и крепко, чтобы убедиться – отец не из воздуха.

– Пап! – горячо зарыдал он, уткнувшись лицом в сукно пиджака, – ты прости меня! Прости меня! Слышишь!

Испытуемый вдруг повёл себя нестабильно. Тело его выгнулось. Ногами он принялся сучить по кушетке.

– Андрей, – закричал Егор Ильич, – срочно понижай мощность! Что-то не то у нас!

По телу Семёна Валентиновича Цыпочки побежала крупная дрожь.

– Выключай! Выключай скорей! Это что, эпилепсия?

Андрей выскочил из-за стола.

– Егор Ильич! Пульс! Это похоже на агонию!

– Бог ты мой! Андрей помоги, держи его! Нет! Снимай «купол»!

Мышцы испытуемого сжимались и разжимались в каком-то диком ритме и необъяснимой последовательности. Его кидало на кушетке так, что не сразу удалось ухватить голову, чтобы снять шлем с электродами. Изо рта крупными пузырями поползла пена. Глаза закатились. Это стало видно из-под приоткрывшихся век.

– Адреналин!!! – заорал доцент психологии.

Ассистент бросился к медикаментозному шкафчику. Егор Ильич схватил Цыпочку за запястье – пульс не прощупывался.

– Он уходит! Скорее!

Грохот! Из шкафчика посыпались склянки, инвентарь…

И тут Егор Ильич словно очнулся. Тяжело дыша, он стоял склонённым над разложенным креслом-кушеткой и с усилием давил ладонями в его кожаную обивку.

– Боже… – простонал он, стараясь удержать равновесие и не потерять сознание.

– Что? – медленно обернулся Андрей. Он стоял возле стеклянного шкафа, держался за его ручку и, похоже, тоже совсем ничего не соображал.

– Ушёл! – выдавил из себя руководитель эксперимента, – Неужели… ему… это… удалось?

– Кто? – спросил ассистент, и лицо его по-прежнему выражало смятение.

– Журнал! Быстро! – скомандовал доцент психологии, сам же кинулся к дверям.

– Наденька, – позвал Егор Ильич, высовываясь в приёмную, – скажите, кто сейчас от нас вышел?

– Еремеев. – Она глянула в список. – Минуты три назад вышел. Я его «рассчитала» и он пошёл. Догнать?

– Нет-нет, не надо, – поспешно отказался Егор Ильич и спросил снова, – А Семён… э-э Цыпочка?

– Кто?

– Ну, молодой человек. Вот, сейчас должен был проходить сеанс.

– Сейчас женщина. Вот, – сероглазая красавица указала кончиком ручки на женщину, сидящую в ряду других испытуемых, – Алябьева.

– А Семён Цыпочка?

Девушка нахмурилась и стала старательно изучать список так, будто бы ей никак не удавалось сфокусировать взгляд. На миг её лицо оживилось, но тут же снова посуровело. Дочитав, она отрицательно покачала головой:

– Никаких Цыпочек.

Кандидат медицинских наук плотно прикрыл дверь и кинулся к своему ассистенту.

– Пиши! – сказал он.

– Егор Ильич! Я не могу найти журнал!

– Пиши, где хочешь! хоть на обоях! Быстрей! Семён его… э-э… Цыпочка… э-э… как там дальше? – доцент стал щёлкать пальцами, ухватывая нить памяти, стремительно ускользающую в вихрях кутерьмы причинно-следственных парадоксов.

– Валентинович!!! – выпалил ассистент и, сорвав зубами колпачок маркера, принялся размашисто малевать Фамилию, Имя и Отчество первого в истории путешественника во времени прямо на стене кабинета.

«Бесполезно! – Думал учёный, скрипя зубами от разбушевавшихся головных болей. – Всё пропадёт! Всё! – Обои на стене прямо под рукой бегут разводами, меняют цвет, рисунок, форму. – Исчезнет надпись! Исчезнет! Лишь бы память, память наша сохранила то имя! И тогда будет от чего плясать дальше… а она – верю я! – в этот раз справится!.. ведь… смогла же… смогла она… унести… туда… в былое… его… этого… как его там… пациента… Бля!!! Цыпочку!»

Подходила к концу пресс-конференция. Шестеро мужчин в креслах на возвышении, чьи лица непрестанно озаряли вспышки фотокамер, не скрывая желания, скорее завершить необходимую формальность и ступить, наконец, «на родную Землю», отвечали на вопросы журналистов скупо и неторопливо. Им не терпелось вновь услышать шум ветра и пение птиц. Вновь почуять запахи и насладиться красками своего мира во всей их – от рассвета до заката – невероятной палитре. Героев можно было понять. После полутора-то лет добровольного заточения в тесных отсеках макета Тяжёлого Межпланетного Комплекса. Но стоило организатору заикнуться о завершении встречи, как журналисты, только что терпеливо дожидавшиеся каждый своей очереди, возбуждённо зашевелились, вскочили с мест. Частота фотографических вспышек резко увеличилась. На членов «экипажа межпланетного корабля» и организаторов эксперимента посыпались самые невероятные вопросы: