Максим Васюнов - Фабрика игрушек. «Дымные» рассказы

Помню точно, что мне тогда не ответили. Усадили за стол, дали мятную конфету, спросили что-то про школу и про здоровье бабушки. Друг с другом они тоже не разговаривали, только пили из стаканов водку; лишь иногда то Леха, то круглолицый дядя Миша коротко спорили о чем-то мне непонятном и странном.

– Может, все-таки к Волку? – спрашивал Леха, постукивая толстыми черными ногтями по граням стакана.

– Да бесполезно все, говорю. Эти уроды даже ментов держат.

– Ты думаешь, они не под Волком?

– Под ним! Все под ним.

– Может не он их. Может, сами? Как на лохов?

После нескольких таких реплик Леха резко встал со стола, быстро подхватил меня на руки, как малыша – я даже не успел удивиться – и выставил на улицу. Через пару секунд выскочил сам, в расстегнутой замшевой куртке.

– Пойдем, я тебя провожу, – предложил он. И снова замолчал. Я тоже не нашелся, как правильно спросить о том, что наблюдал в мастерской.

В конце аллеи, если возвращаться по ней из школы, или в самом ее начале, если идти в школу – там, где обычно плакался ворон – Леха взял меня за руку и повернул не в сторону моего дома.

– Сходи со мной. С тобой пустят, – сказал он нервно и снова закурил.

– Куда? – забеспокоился я, – а бабушка?

– Да мы недалеко, в гости тут к одному дяде, бабке твоей я сам все объясню.

Я очень любил бабушку и очень хорошо знал, как она любила меня – по этой причине мне влетало каждый раз, если я вдруг не приходил со школы вовремя. Но я не нашел никаких слов, чтобы перечить Лехе. Он был сам не свой – даже рыжие волосы казались не его, какие-то они мятые, полинявшие, седые.

Мы пришли в один из двухэтажных бараков, какими наш район был наводнен еще со времен грандиозных строек заводов и железных дорог. В таких же домах жили почти все мои друзья и одноклассники. На подъезд здесь обычно приходилось по четыре квартиры, но в том бараке, куда привел меня Леха, квартира была одна, на втором этаже – ступеньки пролета сразу вели к ее порогу. На первом же этаже я заметил спортивный зал с барной стойкой.

Двери нам открыла пожилая низенькая женщина в красно-черном халатике. Она напоминала учительницу.

– Я по делу. Передайте, что я с пилорамы, – сказал ей Леха, даже не поздоровавшись.

Женщина закрыла двери, но через минуту вернулась. Не обращая никакого внимания на Леху, она тут же накинулась на меня со всей лаской стареющей горожанки:

– Какой красивый мальчик! Проходи скорее ко мне, я тетя Лиля, у меня есть вкусные чупа-чупсы и Турбо! Целая коробка! Я тебе подарю!

Наученный тем, что к незнакомым людям надо относиться с подозрением, я не поспешил в квартиру, а для начала вопросительно посмотрел на Леху. Тот махнул рукой, мол, все нормально.

– Раздевайся вот тут! Мы пойдем с тобой на кухню, пока взрослые будут решать дела, – женщина продолжала играть со мной в маленького: она сняла с меня пальто, поднесла тапочки, потрепала за волосы.

Пока тетя Лиля расстегивала мое пальто, я успел разглядеть длинный коридор: он тоже не был похож на те, что были у моих друзей – уж коридоры-то мы детьми запоминаем лучше всего. В них мы проводим много времени в ожидании медлительных товарищей. Так вот, если в обычных коридорах комнаты расходились по разные стороны, и этих комнат было максимум две, то здесь лишь с одной стороны виднелись двери, и дверей я насчитал пять или шесть. С другой стороны шла сплошная стена, заставленная книгами и журналами.

С Лилей мы действительно пошли на кухню, она напоила меня чаем с шоколадными конфетами, подарила чупа-чупс и коробку любимой жвачки. Расспросила о школе, о поведении, о том, каким занимаюсь спортом – в общем, не была оригинальна. Я же спросил – откуда и зачем столько журналов?

– Это муж.

– А это к вашему мужу пришел дядя Леша?

– К нему, да. А почему дядя? Отчим? – спросила Лиля и заулыбалась, пытаясь смазать мое впечатление от ее бестактного вопроса.

Я ничего не ответил. Мне почему-то эта улыбка показалась противной. Гнетущей казалась мне и обстановка. Кухня была уставлена дорогой по тем временам техникой – посудомойкой, новой газовой плитой, громоздкими шкафами, цветными лампами; под потолком висели старинные иконы, практически все – темные. Позже я узнал, что сочетание безвкусного богатства с религией было писком моды для тех людей, чьим гостем я вынужденно оказался.

Я молчал. И Лиля молчала. Если бы в эту минуту вышел Леха и забрал меня отсюда, то я бы бросился целовать все эти иконы! Но Леха не шел, а меня мучило желание сорвать образа с этих стен и унести бабушке. Так мне хотелось их спасти – не сами доски, а святых. Я остро почувствовал, как им здесь неловко.