Максим Васюнов - Фабрика игрушек. «Дымные» рассказы

Меня тут же обдало холодным воздухом. На узкий подоконник, зависший между стеклами и темнотой, пролился свет. Затем он проскользнул на пол, на мои кеды и стал двигаться по мне вверх, параллельно поднимающемуся окну.

Вместе со светом в фабричный цех попал и запах коксохима, гнили, мокрого железа…

Я не смог дождаться, пока рама остановится, и, поставив локти на подоконник, выглянул в ночь.

Но ночи за окнами не оказалось.

На горизонте открывалась панорама металлургического завода. Гигантская площадка с десятками цехов, железной дорогой, мощными домнами и сотнями труб, из которых выбивалось пламя или дым – местами красный, местами желтый, но в основном белый. Если на эту картину посмотрит ребёнок, то он наверняка спутает завод с тортом, где вместо коржей слои металла, кирпича и бетона, а вместо свеч – трубы.

И все это освещается миллионами киловатт.

Я заворожено смотрел вперед. Индустриальная мощь лишила меня дыхания. Да что там дыхания! Мне показалось, что я потерял смысл жизни. Настолько моя личная судьба на фоне этой горящей махины, этого монстра, показалась тусклой. Потухни она сейчас, здесь – никто и не заметит. И даже если душа вылетит из меня самой яркой звездой, то над этим горящим городом она промелькнет маленькой искринкой. Промелькнет – и упадет в одну из заводских печей.

Потому что домны в нашем городе топят душами, говорила мне моя бабуля. Она прожила здесь почти семьдесят пять лет.

«И совсем неважно, как умирает человек – от простуды, от рака, под трамваем, или в драке со шпаной. Душу – в топку». «Зачем, бабуля?» «Для очищения, чтобы оттуда вместе с дымом улететь в небко. Спи, спи, Маковка».

Под моей ногой что-то треснуло. Рядом с подошвой кед переливалось оттенками синего какое-то раскрошенное стекло. Я присел на корточки, чтобы пощупать находку, и тут увидел вокруг себя десятки разноцветных шаров, бус, стеклянных зайчиков, мишек, круглых часиков, звездочек, Дедов морозов, снегурочек…

Это были елочные игрушки. Быть может, за последние лет двадцать они впервые увидели человека. Уже потом я узнал, что фабрику закрыли ещё в девяностые: оборудование вывезли, а последнюю партию новогодних украшений забрать забыли. Или она оказалась никому не нужна.

Мне захотелось рассмотреть весь цех, для этого я попытался открыть другие окна, но они уже не поддались. Зато открылись окна в прошлое. Глядя на груды елочных игрушек, меня захватили воспоминания детства.

Детство я провел с бабушкой, мы жили по другую сторону металлургического завода. В промышленном районе. Из нашего окна было видно всего пару труб и гигантский факел. По утрам район оглушал заводской гудок. К вечеру дышать становилось практически невозможно – куряга-завод гордо и бессовестно убивал горожан своим «никотином». Убил он и мою бабушку, онкология. Это случилось за год до того, как я устроился на фабрику игрушек – нежные воспоминания были ещё свежи.

Я перебирал игрушки и вспоминал, как мы 27 декабря доставали маленькую искусственную ёлку, ставили её на кухонный стол, потом бабушка снимала с антресоли заветную коробку – в ней лежали стеклянные герои Нового года: украшения для ёлки и много-много ваты, которую закладывали у основания пластмассовой ели.

Помню, бабушка ставила меня на стол до тех пор, пока я не стал выше ёлки. Потом я развешивал игрушки с табурета. Наряжали мы всегда в одном и том же порядке. Сначала – стеклянные шары, синие, красные, в горошек и просто бесцветные, потом за ветки цеплялись зайчики, олимпийские мишки, звездочки, бородатые мужики, женщины с коромыслами, продолговатые зеленые и фиолетовые сосульки, птицы, петушки, часы, маленькие теремки… Затем из коробочки доставались длинные-предлинные бусы, ими можно было в несколько раз обмотать всю елку. Потом мишура, дождик. И вот наступало время для самого сокровенного.

Бабушка отщипывала от большого куска ваты маленькие пушинки и посыпала ими нашу красавицу. Они снежинками падали на игрушки, на бусы, на ветки… В этом простом действии было столько волшебства, что я не мог оторвать взгляда и сам не сразу решался взять свою щепотку ватного снега.

Затем нарядная елка переносилась из кухни в зал и ставилась на телевизор. До старого нового года игрушки с нижних веток перемигивались с горящим черно-белым телеэкраном.

…Всполохи огня за окном фабрики высвечивали все больше игрушек. И целое море стеклянной разноцветной крошки на полу. Ни в одном театре, ни в одном кино не смогли бы сделать столь необычных декораций, в каких оказался я в ту ночь. Семнадцатилетний парень. Зависший между сказочным детством и безнадежным – как казалось мне тогда – будущим.