Макс Фетт - Три обезьяны

– Рука твоя, думаешь, из-за Незнакомки такая синяя? – на лице застыл вопрос.

– Ярик, – медбрат специально сделал паузу, напоминая о том, что он-то имя помнит. – Ты правда не понимаешь, кто такая Незнакомка?

– Я вообще нихрена не понимаю, – с мольбой и злостью ответил он.

– Беда. Много ты холостых деньков потерял, – с придыханием подметил медбрат и, зажимая губами остатки сигареты, засучил рукав толстовки. От середины предплечья до кисти красовался покрасневший на холоде шрам. – Моя коготком вспахала. Меня не пускали в родильную, а она не пускала меня. А пока отдирали, она такая: вжух , – свободной рукой он сымитировал процесс. – Крови было-о-о… дней пять оттирали. Мне до сих пор уборщица в шкафчик мусор пропихивает. Мразота старая, – он посмотрел на трясущегося Яра, докуривающего сигарету. Медбрат отщелкнул окурок, вдогонку за ним прыснул слюной меж передних зубов и спрыгнул с перил. – Пошли внутрь. Околеешь, а терапевт сейчас в отпуске.

Потирая плечо, Яр выдал мычащий стон согласия, сделал последнюю затяжку, подошел к урне, не попал в нее окурком и, проведя секунды три с угрызением совести наедине, послал его и на носочках попрыгал греться.

Медбрат нашел ему в подсобке пару тапочек и посадил на стул в ряд с дюжиной дедов. По нелепому стечению обстоятельств табличка над створчатыми дверьми у начала очереди гласила: «Морг».

Время неумолимо двигалось к вечеру. Старики кончались, пациенты мелькали туда-обратно, а пальцы заново учились сгибаться в кулак. Особенно сложно давалось оттопыривать средний для людей, кто по какой-либо причине считал его владельца указательным камнем.

В Яре закипала ярость. Или чихнувший на него час назад больной заразил его, подняв температуру. Так или иначе, становилось жарко. Пятка стучала с такой скоростью, что кафель под ней понемногу трещал.

«Любовь… Эта плесень ободочная специально отремонтировала кухню. Знала ведь, что Марьяну это доведет, и ребенок полезет. Впрочем, ремонт неплохой. И бесплатный… Но ребенок появится на три недели раньше! Это же… двадцать один умножить на двадцать четыре… шестью четыре будет… – минуло несколько неудачных попыток, – шестьсот двадцать четыре часа! Да я бы лекарство от рака придумал за это время! Все эта Любовь, дери ее… – он измученно подался вперед, чуть не врезавшись лбом в проезжавшую мимо тележку. – Ребенок… сука. Что с ним делать? Зачем я вообще признался? Рыцарь колхозный. Теперь на учебу времени не будет. Работу искать. Второй курс. Сука, – он прислушался к звону в ушах. Было уже поздно, и приходящие пациенты разошлись по домам, как и многие врачи. – Выкидыш?» – с надеждой промелькнуло в мыслях.

В следующие полчаса он лишь представлял, как приходит тот медбрат с грустной миной и монотонно объясняет, что из-за резкого стресса матери слабое сердце ребенка не выдержало… А Яр переживал лишь, как бы не выдать улыбки и дослушать, тяжело вздыхая. Холодная надежда тушила разгоревшуюся в его душе ярость.

Послышались осторожные шаги. Яр увидел изрядно помрачневшего с последней встречи медбрата.

– Не может быть…

– Что? – с опаской поинтересовался медбрат.

– Что с ребенком?

– Не горячись. С ребенком все нормально.

«Гадство», – подумал Яр и с интонацией, недвусмысленно намекающей на мордобой спросил:

– Почему тогда серый такой?

– Жена твоя… – Яр вскочил на ноги и схватил его за плечи.

«Один с ребенком… и ее бабкой?»

– Что с ней?

– В…

– Коме? Аду?

– Коридоре. Успокойся. Палаты переполнены. Мы на ночь перевезли ее в коридор. Утром выпишем кого-нибудь.

– Где она?

– В родильном отделении матерится. Посылала меня за любовью.

– Вы ей позвонили?!

– Она же передо мной… – Яр в страхе оглянулся, но увидел только забытого всеми старика, тихо дышащего на стульях. И дышащего ли вообще? – Ты ее любовь, мужик. Вы же женаты, – руки пугающе приблизились к его шее.

– Бабка! Любовь – это ее бабка. Но ты ни в коем случае не будешь ей звонить. Понял меня? – медбрат закивал. – Веди к Марьяне.

Еще не успев открыть двери родильного отделения, они услышали возгласы недовольных женщин, среди которых отчетливо выделялись угрозы, до боли знакомые молодому отцу. Вокруг кровати посреди коридора собрались мамы с двумя дежурящими медсестрами и все наперебой спорили. Из открытых палат доносилась ругань тех, кому запретили вставать с постели, но они ну очень хотели поучаствовать.

Протиснувшись между женщин, муж добрался до жены и сразу же взял ситуацию под контроль.