Макс Фетт - Три обезьяны

– Удивительная догадка. Предлагаешь мне его в жопу послать, как ту девушку?

– Ты не знаешь немецкого!

– Мы говорили на латыни! – Яр дернул за шнурки на кроссовке, завязав узел. Не переставая шмыгать носом, он вытирался рукавом и той же рукой закрывался от неуклюжих ударов жены.

– Это мертвый язык, на нем не говорят!

– Он такой же мертвый, как и твое чувство юмора, – Яр отпустил ее вторую ногу. – Знаешь что? В жопу. Сама разувайся, – он встал и снял серую куртку.

– Яр, я не дотягиваюсь!

– Срать я хотел, – он на секунду оглянулся, чтобы увидеть, как бесится жена.

– С ума сошел? Помогай мне!

– Жди. Ребенок вылезет – развяжет, – Яр повесил куртку, встал в проеме перед закрытой дверью на кухне и развернулся. Подобно перевернутой черепашке, Марьяна тянула передние лапки, но не могла встать.

Власть опьяняла, даже мимолетная, даже при осознании, что после нее ждало распятие и участь магнитика на холодильнике. Но все-таки Яр подначивал женушку. «Пузико мешает, дя? Наверное, не нужно было столько пельмешек кушать?», – у Марьяны оголился оскал. «Смотри, это же просто, – он сел на пол и быстро встал, – оп! Ну подумаешь, что твоим салом можно пол-Африки накормить. У тебя получится», – из Марьяны вырвался рык, подобный вою бешеной гиены. «Вот… – Яр замялся, прислушиваясь к инстинкту самосохранения, но не смог удержать рот закрытым, – а твоя сестра смогла бы», – не сдержавшись, он хихикнул, как девчонка, видя поразивший жену шок. Злобно раскачиваясь, она хваталась за все, до чего могла дотянуться. На пол полетел телефон, квитанции, на гвозде раскачивалось зеркало. Ее пальцы сжались на дверной ручке и будущая молодая мать, покраснев, поднималась, как поднимался бы великан над долиной, прихватывая с собой длинную железную ложку для обуви. Заманивая ее на кухню, Яр заводил себя в тупик или к прыжку из окна (он еще думал над этим), но открыв дверь вдруг остановился.

– Ёп… – он не успел закончить, потому что по макушке ему прилетело железной ложкой. Яр согнулся, открыв обзор для жены.

Новая кухня выглядела в точности, как в глянцевых журналах. Бежевая мебель, серый кафель в белую крапинку, новые ребристые обои без намека на рисунки или узоры отдаленно их напоминающие.

У Марьяны отпала челюсть.

– На кухню не заходить, – холодно наказал внезапный голос Любови за спиной. – Цемент твердеет.

Не слушая ее, Марьяна выронила обувную ложку, не веря собственным глазам.

– Ты у-у-у-била их, – по щекам потекли слезы. – Георг и Фридрих… Чарли… – с особым чувством утраты вспомнила она. Дыхание девушки участилось. Воздуха катастрофически не хватало. Не устояв на ногах, она повалилась на пол и с громким ревом схватила живот.

– Марь… – держась за голову, подполз к ней муж. – Марь, что с тобой? Марь.

– Она рожает, – с ноткой «ну какой же ты дебил» пояснила Любовь и отпила кофе. – Подними ее и вези в больницу. Внизу стоит белый автомобиль. Живо.

В состоянии Яра, которое можно было описать, как «Все, что я понял, это то, что ничего не понял», подошло бы любое объяснение. Твоя жена с марса и ей нужен хлеб. Да, вполне логично, – решил бы он и пошел искать пекарню. С открытым ртом он кивнул, взял Марьяну под плечо и повел на улицу в одном ботинке, а сам пошлепал босиком.

В памяти о поездке до родильного отделения у обоих осталось немного. Например, Яр отчетливо слышал приглушенный звон в ушах, рев, давящую боль в кисти и вид расплывчатых машин через лобовое стекло. Водитель пролетал сквозь них на сверхзвуковой скорости. Металлические коробки на колесах вытягивались в окнах и со вспышками горящих фар исчезали где-то сзади. У Марьяны все запомнилось куда конкретнее: агония и страх.

Более-менее Яр начал ощущать себя на крыльце больницы. Впервые за последние пять лет держа в руках сигарету, он смотрел на посиневшую кисть и чувствовал, как под босыми ногами крошатся кусочки засохшей грязи. Вечерняя прохлада сентября хоть и не морозила, но напоминала о начале осени, покрывая тело гусиной кожей. Рядом, усевшись на перила у пандуса для инвалидов, дымил медбрат, весело о чем-то рассказывал и, стараясь не смотреть в глаза собеседника, пялился на кроны деревьев.

– Мужик, – потерянно подозвал Яр. Медбрат замолчал и опустил на него удивленный взгляд. «Вот козел, даже имени не запомнил», – подумал он. – Отличная история, но… я что… в психушке? – перейдя с кафеля на коврик, поинтересовался Яр.

– Рано. Твоя рожает еще.

– Рожает?.. – Медбрат сплюнул и сделал затяжку.