Сергей Щавинский - Подруга – жизнь. Соседка – смерть. Подлинные истории из далекого и недавнего прошлого

После выписки из больницы и постепенного частичного восстановления отец иногда пытался заниматься делами коллекции, сличать открытки, что-то записывать… Но это были уже нечастые и бесплодные попытки, а его красивый почерк был утрачен навсегда. За два года, еще отпущенные ему, он уже не мог делать то, чем прежде занимался каждый день в течение тридцати лет. Он больше молчал и смотрел на нас… Понимал ли он, что с ним происходит? Что он думал тогда о деле своей жизни, о своей коллекции, которой уже не мог заниматься, о том, что с ней будет в будущем? Ощущал ли всю безысходность своего положения и неотвратимость ситуации?

Потом был еще один инсульт и не одна больница. Но вернуть его былую неповторимую жизнь в это тело уже было неподвластно никому. Он умер в ноябре 1992 года. Мы похоронили его на Южном кладбище.

Начало 90-х годов было очень сложным для всех временем, когда даже мороженое подчас нельзя было себе позволить. Денег на похороны практически не было. Деньги, что он накопил на сберкнижке и которые по советским временам были приличной суммой, которой прежде могло бы хватить на две машины «Жигули», обесценились буквально за несколько дней, прямо на глазах. Материальную помощь нам оказал Стройбанк, в котором отец честно проработал три десятилетия. На его могиле мы поставили скромную плиту из серого гранита – все, что смогли сделать в то время.

Мама иногда говорила мне, что надо продать коллекцию. А я все надеялся, что коллекция отца еще может как-то послужить нам. Но как именно, не представлял…

Прошло уже больше двадцати пяти лет после смерти отца. Я не сразу понял, какое богатство оставил он мне в наследство. А оказалось, что это бесконечный мир прекрасного – художники, картины, сюжеты, оригинальная графика начала XX века, созданная специально для открыток, интересные образцы полиграфического искусства своего времени… Он собрал большую, достаточно полную коллекцию открыток по всем странам и школам изобразительного искусства. Он создал огромную картотеку заполненных вручную карточек по монументальным памятникам во всем мире. А теперь в Интернете можно найти все или почти все, и возможности глобальной сети многократно перекрывают его труды. И хотя, вроде бы, он всегда вел строгий учет всем поступлениям, тем не менее сейчас даже трудно сказать, сколько всего открыток насчитывает эта коллекция. По всей видимости, не меньше 120 тысяч.

Третий переезд коллекции отца произошел еще через десять лет, когда после смерти мамы надо было что-то делать, и мы перевезли все отцовское собрание к себе на новую квартиру в Пушкине, фактически, выделив для него целую комнату. Нам помогали дочка с зятем, и на двух легковых машинах за несколько заездов мы перевезли все коробки, папки и книги отца и заставили ими все пространство в комнате. Тогда дочка сказала многозначительную фразу: «Вот к чему может привести безобидное хобби!».

Как однажды заметил мой однокурсник, наш известный актер Семен Фурман, коллекционирование – это самое бессмысленное занятие. И в принципе, я с ним согласен. Поэтому, несмотря на всю предрасположенность к этому делу, я так и не стал коллекционером. А Фурман как раз стал им. Всю жизнь он собирал ценные книги, собрал все прижизненные издания Михаила Зощенко, большую коллекцию фарфоровых статуэток собак и, ко всему этому, стал еще собирать советские поздравительные и детские открытки 1950-х годов. А каков итог? Для чего или для кого он это сделал? Он и сам не знает…

Я давно заметил, что мы наследуем от своих родителей не только характер и физические данные, но даже их привычки и образ жизни. И стал замечать, что в чем-то, порой почти неуловимом, все больше и больше становлюсь похож на своего отца.

И хотя в моих глазах не горит огонек, присущий настоящим коллекционерам, я делаю все то же самое и так, как делал мой отец. Я разбираю и изучаю его коллекцию и трачу на это кучу времени. Я составляю ее описание, я переписываюсь с другими коллекционерами, я даже иногда занимаюсь реставрацией открыток, что тоже порой делал мой отец. Его дух, его память постепенно все больше занимают место в моем сознании. Это происходит помимо моей воли. Значит, это происходит по воле моего отца.

Грустно начинать эту историю. Грустно, потому что моего друга детства, Вити Бульина, давно уже нет. Нет и людей, кто его когда-то знал. И вообще, навсегда ушли в прошлое те времена.

Все это прошло. И живший когда-то человек, этот мальчик, остался лишь в памяти другого человека – меня. А что я могу сделать?.. Пока я живой – написать о нем, оставить его образ на бумаге.