Людмила Дорогинина - Розовый дом на холме

Папа ходил потом к нему урегулировать конфликт, они вместе служили на «точке». Вскоре соседа перевели служить в Польшу с повышением на майорскую должность, а папа так и оставался капитаном на старом месте. Такое в армии случалось постоянно: хороших офицеров удерживали на месте, плохих переводили подальше, хоть и с повышением, лишь бы убрался. С этого момента, кажется, мама и начала папу «пилить».

Папа увлекся фотографией, и родители приобрели фотоаппарат ФЭД в скрипучем кожаном футляре коричневого цвета. Когда не было полетов, папа выходил на улицу и фотографировал маму, соседей или нас, детей.

На шкафу стала множиться всякая аппаратура: увеличитель, ванночки, лампы. Покупались пленки, проявители, закрепители и вечерами, плотно завесив окна, мы с папой проявляли фотографии. Было очень интересно смотреть, как на фотобумаге постепенно появлялись то мама, то я, то Мишка с Игорешкой, которых я тащу за рубашки, чтобы они стали рядом со мной, а они, стесняясь, упираются. Папа всегда любил схватить на фото такие моменты. Потом мы все-таки стоим все вместе, обнявшись за плечи. Сильно косящая Светка, лохматая, как всегда, смирно позирует рядышком – верная подружка! Или вот: все соседи выстроились в ряд, дети впереди, я – в пижаме! Это папа привез мне ее из Москвы, из темно-синего сатина в горошек, и я бегала в ней летом на улице, так она мне нравилась! Папа осторожно поднимал пинцетом фотографии из раствора проявителя-закрепителя, следя за тем, чтобы они не были слишком темными или наоборот слишком светлыми. Иногда он разрешал и мне поорудовать пинцетом. Папины фотографии были, может быть, не всегда высокого качества (эх, передержали!), но очень мне нравились, а мама раз в год тащила нас в фотоателье, где мы чинно позировали: папа и мама сидят, я у них на коленях; папа и мама сидят, я сижу между ними; они, опять же, сидят, я – позади и т. д. Мизансцены год от года менялись незначительно.

В шесть лет мама отвела меня в музыкальную школу (девочку нужно обязательно учить игре на фортепиано) к Нине Петровне, сказав при этом мне, что я принята без экзаменов. Пианино посчастливилось купить у соседа, который, выходя после футбольного матча, приобрел последний лотерейный билет и выиграл его, так что повезло всем: и ему и нам. Черное, лаковое, казавшееся очень большим в нашей единственной небольшой комнате, пианино «Аккорд» издавало красивые звуки и мне очень хотелось поскорее научиться играть на нем. Много лет спустя я попытаюсь продать его, теперь уже антикварное, хорошо сохранившееся, но на одном из интернетовских сайтов с удивлением обнаружу, что люди предлагают хотя бы бесплатно вывезти инструмент из их жилища. Иные времена, иные песни.

А тогда оно стоило баснословных денег, но у моей мамы всегда были деньги, и своих целей она тоже всегда достигала.

В первый класс я пошла в школу поблизости от дома. Распределение по школам проходило по месту жительства, так что в нашей школе учились дети военных, работников кирпичного завода и бойни. Именно эти предприятия находились на окраине города, где располагался военный аэродром и три улицы домов, недавно построенных для офицеров и их семей.

За неделю до начала занятий мама решила научить меня читать. Букварь был уже куплен, и я с интересом рассматривала в нем картинки.

– М, а-ма, м,а-ма: вместе «мама». Р, а-ра, м,а-ма: вместе «рама». Поняла? Читай! Все просто! – бойко начала она.

Я молча смотрела в букварь и мама, пока спокойно, повторила еще раз про маму и про раму.

– Читай!

Я, боясь ошибиться, повторила:

– М, а: ма, р, а: ра, «рама».

– Какая «рама»?! Где ты видишь слово «рама»?! Здесь же написано «Мара».

Мы попробовали почитать и другие слова, но, если это не было слово «мама», я читала шиворот-навыворот, сидела, как парализованная, уже побаиваясь своей нетерпеливой учительницы.

– Бестолочь какая!

Мама хлопнула меня букварем по голове. Было не больно, но обидно. Слава богу, на этом мое домашнее обучение и закончилось.

Вечером я слышала, как мама жаловалась папе на мою бестолковость, а папа просил ее оставить меня в покое с подготовкой к школе.

– Она умная девочка и всему научится.

Форма была куплена, белый воротничок и манжеты пришиты, фартук – белый, с крылышками и карманами, лежал на кровати, колготки синтетические (большая невидаль!), серого цвета, привезенные папой из Москвы, лежали рядом с формой, портфель сверкал золотистым замочком. Оставался букет. Я видела, с какими богатыми букетами шли в школу дети, и мечтала иметь такой же, с темными георгинами, нежными гладиолусами и яркими астрами. И мама обещала, что у меня он будет.