Елена Бажина - Школа для девочек

При этом, вопреки мнению наших разудалых беллетристов, не история окликает нас, а мы всё время хотим её окликнуть: не для памфлетной едкости, – для высокой прозы. Ведь для такой прозы важна не цепочка фактов, которые, соединившись, могут исказить лицо эпохи до неузнаваемости. Для такой прозы важна история людей, а не история событий! Важны движения души, людская приязнь и неприязнь, возникшие в ту или иную эпоху, каждая из которых в России по-своему трагична, но по-своему и справедлива.

– А как же «Осведомитель» и его герой? – спросит внимательный читатель.

И осведомителя, и стукача сюда приплюсуем! Но только как гримасу века, которая при свете солнца, свечи или яркой лампады стирается, пропадает…

На свет лампады летит и наш мир: погибая, как мелкая мошка и воскресая для новой жизни.

Мир погибает – человек остаётся. Парадокс? Нисколько! Ведь человек, вписанный в анналы высокой прозы, бессмертней немеющего мира.

«Вещи и дела, аще не написании бывают, тмою покрываются и гробу беспамятства предаются, написаннии же яко одушевлении…»

Так начал Иван Бунин великую «Жизнь Арсеньева», повторив и слегка переиначив слова поморского старца Ивана Филиппова.

Этим же хочу закончить и я.

Осталось напоследок ответить на каверзный вопрос: станут ли повести Бажиной близки и необходимы современному читателю?

Не знаю, не мне решать.

Я вот прочитал и не пожалел.

– Ангелина! Имя-то у тебя какое ангельское… Ты одна приехала?

– Ага.

– Нет, ты не одна. Ты – с Богом!..

Они почему-то радуются, и Ангелина, щурясь от солнца, готова радоваться вместе с ними. Хотя ехала она сегодня в этот знакомый ей монастырь почти без радости – не было её больше, этой радости, улетучилась. Вместо радости привезла она сюда болезнь, слабость и усталость. И какое-то навязчивое, непреодолимое желание спать.

Но её попутчицы из разных городов здесь впервые, и они в восторге, им всё нравится, и Ангелина им нравится.

– Ангелина, ты к святыне приехала?

– Ага. К святыне.

И заодно за покаянием. И за исцелением. И за благословением. Вот как много всего надо успеть здесь, в этой тихой обители, где мест на всех паломников не хватает. И хотя она здесь не в первый раз и даже не во второй, ей кажется, что в первый, как несколько лет назад. И она должна, как обычно, занять очередь у кельи своего духовника.

Знакомый силуэт колокольни. Храм с подновлёнными куполами, братский белёный корпус, а чуть поодаль, почти у выхода из монастыря – гостиница для паломников. Трапезная. Клумбы, цветники. Всё здесь, у входа, прибрано. Там же, за хозяйственными постройками, – свалка: инструменты, доски, кирпичи, остатки крестов, разбитые надгробия, тележки, вёдра и лопаты. Так здесь было всегда. Всегда что-то делают. И где-то там же, чуть дальше, – туалет для паломников – деревянный, покосившийся, неубранный, с очками, как на автостанции. У монахов отхожие места свои, отдельные, приличные. У них всё своё. Братии прибавилось здесь за эти годы, и паломников прибавляется.

Ангелина и её попутчицы располагаются на поляне рядом с монастырём. Всё же вечером их, может быть, пустят переночевать в гостиницу. А здесь, на поляне, можно пока отдохнуть после длинной монастырской службы, перекусить и приготовиться ко всенощной. Они достают пирожки с капустой и грибами, варёную картошку, огурцы, и у Ангелины тоже есть с собой кое-что.

– Ангелина, а что ты такая бледная? Приезжай ко мне, я буду тебя молоком поить!

– Ангелина! Как хорошо с тобой!

– Ангелина! Мы с тобой вместе пойдём по святым местам! И в Дивеево поедем, и в Пюхтицы, и в лавру! С тобой хорошо и легко, я знаю! С преподобным преподобен будеши!..

И это при том, что внешность Ангелины была совсем не ангельская. Невысокая, немного угловатая, плотная, сероглазая, с вытянутым лицом, да ещё приобретшая в последнее время сутулость, могла ли привлечь внимание?

Ангелина! Что ты теперь собираешься делать? – этот вопрос она уже задаёт себе. И не знает ответа. Не знает, потому что этого ответа с некоторых пор не существует.

А вопросов стало больше. Казалось бы, должно быть наоборот. Казалось бы, вот теперь и нашла, вместе с истиной и духовной благодатью, мир в душе и успокоение. И начала жить тихой, благочестивой, спокойной жизнью, стараясь соблюдать заповеди и посещать богослужения в уже открывшихся после долгих лет атеизма храмах.

В их городке, провинциальном и бедном, таких храмов было несколько.