Александр Цыганов - Курдюг

А «скорая помощь», подобно обманчивому туману, скоро и растворилась в неумолкающем водном благоденствии, как её вовсе не бывало, лишь остальные ещё некоторое время пребывали в молчании, схожим с утренним моих сирых подопечных, над которыми тогда после случившегося в могильной тишине тихий ангел пролетел, напомнив, что на сём свете мы только в гостях гостим.

Может быть, после кто-то из наших катерных обратный путь и вспомнит как-нибудь, хотя, как водится, он и прошёл своим чередом, без какой-либо истории с географией. К тому же, кто вымочил, тот уже и высушил: пришла в себя выбившаяся из сил погода для народа, день под грейкой теплынью был промыт, как новенькое стекло. Отныне на носу у мачты с высоко вздернутым трехцветным стягом всю дорогу безмолвно пребывал прапор Пушистый, и его извечно жаркую думалку с лёгким одуванчиком остатков пушисто-волосяного оснащения бодро обдувал пропахший травой, сквозь пальцы пропускать можно, шелковисто-упругий ветерок. Зато в капитанской рубке за компанию с Гришей-Полпотычем блаженствовал безмятежный солнце-дуй Боря-Тошнотик, а весёлая летняя закуска с их бутылочкой по затылочку на газетной скатерке-самобранке перед самым носом даже способствовала невозмутимому капитану править судно по не впервости знакомому, неукоснительно выверенному курсу.

Только другим такое дело близко не приспело: в своё время успешно прошедшие огонь, воду и медные трубы «института имени Воровского по разряду факультета карманной тяги», «двое из ларца» благоденствовали в уютном кормовом трюме, где они в тишине и покое дрыхли без задних ног, предавшись излюбленному занятию клиентов исправительной системы.

А по мне лучше было и не придумать места снова под капитанской рубкой за той самой дверцей носового отсека, где лежанка была, что по заказу делана. Но каково в одиночку быть тому, у кого что ни день, как опять его тень в той давней послеармейской весне, где ещё и не знал, куда это нас хлестнёт?

Только от домашнего порога дале ждала лишь новая дорога, потому что впереди всё было на свете к лучшему. Но беда сама приспела, наперёд не сказалась. Даже не вздумать, как тот день и пришёл, в котором та самая единственная, с которой друг другу мы в глаза посмотрели впервые, и как будто время остановилось, – вдруг взяла да умчалась куда-то в иные края, – навсегда её след с инаким и простыл из того города, где было всё нам дорого. А коль уже истаяли те истые неотмирные сроки, когда душа сама по себе мёрзлой ломкой веткой слагала свои горячие слова на первом снеге – вспоминать-то веки вечные на что?..

И не надо ещё при всём этом нашим молодцам быть бледными с лица, когда в вечерней тиши «Курдюг», как-никак, возвернувшийся к родному причалу, и упёрся в дебаркадер, соседствующий с местом моего обитания. Хотя и встречал-то нас на вечернем причале собственной персоной сам грозный хозяин зоны Любопытнов, по-всегдашнему аккуратно застёгнутый на все мундирные пуговицы с тремя большими полковничьими звёздочками на погонах. Трудно было избавиться от впечатления, что начальник колонии всегда видел всё окружающее как-то не глядя. Входя куда-нибудь, он уже знал, что делалось по другую сторону – порядок дела не портит! – а твёрдостью и определённостью при решении служебных вопросов завоевал расположение и мало кому верящих подшефных за колючей проволокой.

Знать, наша молва опять поперёд нас дошла, потому, как только всё было доложено, у начальствующего лица не то, чтоб на этом месте сделались круглые глаза, но даже неизменно верный слову, он отчего-то и не возжелал повинных «за Можай» гнать – «киркой махать», лишь только бросив: «Идите отдыхать». Да и желающих брать под белы руки да отправлять на муки мученические нарушившего министерский указ – повыше высокого приказ, в этот вечер не нашлось, никому праздником не стало. Кому охота доносить, когда и самому-то, может, после головы не сносить?..

Другой день тоже не навёл тень на плетень: с утра пораньше на лагерной вахте дежурного в том самом зарешёченном домике, что неизменно производит на всяк сюда входящего удручающее впечатление, по-обычному, старое было по-старому, а вновь ничего, не считая доклада конвойного гарнизона хозяину зоны. Всем дежурным нарядом и готовились: одних заявлений да рапортов с протоколами у суточной смены конца-краю нет, только знай отписывайся.

В то самое время и наша дорога от порога была в эту сторону – мир вам, и я к вам! – но мне и шага шагнуть к своему отряду не дали, сразу от самых ворот поворот, из дежурки на пару слов всем миром приглашают. Вместе с бессменным дежурным Колей Ревой ещё двое прапоров-орлов наготове стоят: рот до ушей, хоть завязочки пришей, да один другого здоровей, под горячую руку не попадайся. Кому неизвестно: где начальству чуть что не по нраву, этих орлов сейчас же туда и совали на расправу, спасайся кто может. Чтоб тебе ни дна, ни покрышки: неужто и впрямь разбудили мы лихо, пока оно было тихо?..