Людмила Яцкевич - Детство на Шексне

Шла страшная война, многие люди стали обращаться к Богу за помощью. В 1943 году советская власть разрешила вновь открыть некоторые ранее закрытые церкви. Неоднократно прихожане Покровской Устюженской общины предпринимали попытки добиться открытия своего храма, в котором отец Михаил прослужил более 20 лет. Однако Покровская церковь уже была переоборудована под кожевенную промартель, и все ее имущество «ликвидировано». Власти согласились вернуть Казанский храм, и богослужения в нём возобновились 28 сентября 1943 года. К этому времени отец Михаил вернулся из лагеря на родину. С первых же месяцев своего служения он стал призывать верующих вносить средства на нужды обороны. Для Красной Армии было собрано 24 107 рублей и для помощи детям фронтовиков 12 332 рубля.

При епископе Иустине (Мальцеве) протоиерей Михаил Смирнов был назначен благочинным 2 округа Вологодской епархии. При его непосредственном участии были открыты Понизовская Георгиевская церковь Устюженского района, Воскресенский собор г. Череповца и ряд других церквей. Будучи благочинным, отец Михаил неоднократно служил в Череповецком Воскресенском соборе».

Именно в это время отец Михаил тайно крестил меня. Крёстным был мой дядя, наконец, приехавший в отпуск домой после военного училища. Николай Степанович был настоящим крёстным: он опекал меня до самой своей смерти. Я росла без отца, и в мои детские годы он был мне вместо отца. Раз в год, приезжая в отпуск, дарил мне много подарков. Особенно мне запомнились шоколадные конфеты, которые я впервые попробовала в его первый приезд из Польши. До этого мне изредка перепадали подушечки и пряники. Однажды, когда я уже училась в первом или втором классе, он привёз два отреза красивого крепдешина – маме и мне. Но особенно я была в восторге, когда он вручил мне купленную проездом в Москве огромную коробку конфет, на крышке которой была изображена известная картина «Опять двойка».

Времена были суровые и жестокие. Несмотря на это, люди тогда были очень мужественными и удивительно добрыми. Низкий поклон им и вечная память!

Мне было лет шесть, когда мама взяла меня с собой на окраину города, где находился наш огород. Небольшие земельные участки давали работникам института во временное пользование.

Мы долго шли по городским улицам, и вот, наконец, дома стали кончаться, и показалось большое поле, покрытое сочной зеленью и ярко-жёлтыми одуванчиками. Мы нашли свой участок, и мама начала копать гряду, а я стала осматривать окрестности. На соседних участках тоже работали какие-то люди. Я вышла за пределы огородов на лужайку: светило вечернее солнце, небо было по-майски прозрачно-голубым, было тихо, одуванчики празднично светились своей цветочной желтизной. Вдали виднелись кусты и деревья, покрытые первой дымкой зелени. «Это, наверное, сад, – подумала я, – пойду посмотрю, что там такое».

Вышла на дорогу, которая как раз шла в сторону сада. Мама, увлечённая работой, не заметила моего ухода. А я шла всё дальше и дальше по дороге, пока не подошла к ограде и воротам. Кругом ни души. Я зашла в ворота и увидела странную картину. Кругом возвышались над землёй холмики, и у каждого из них рос куст или дерево, а на одних стояли кресты, на других – какие-то небольшие сооружения со звёздочкой. Я пошла по аллее вглубь, рассматривая необычную местность. Мне было немного страшно от неизвестности, но и весело. Ведь я попала в какую-то сказку. На одном из холмиков я увидела нечто, похожее на самолёт с пропеллером, на другом – пышный венок из искусственных цветов, около третьего холмика был сооружен столик и скамеечка. Я радостно бегала по этому необычному саду и рассматривала всё новые и новые для меня предметы.

Наконец, я села на скамейку около особенно красиво убранного холмика и задумалась, куда же я зашла. Веселье стало вдруг угасать. Какая-то необычная грусть нашла на меня, какое-то небывалое одиночество. В саду стоял полумрак, так как уже низкое солнце заслоняли деревья. Веяло сыростью от земли и молодой травы. И вдруг издали послышался голос:

– Люся! Люся!..

Это меня звала мама. Я не отозвалась: на меня напало какое-то оцепенение, и я не смогла откликнуться и закричать. Сидела и сидела на скамеечке, не шевелясь. А голос звал и звал меня из этого небытия… Наконец, я собралась с духом, вскочила и побежала назад по аллее к воротам. Навстречу мне бежала испуганная мама. Она схватила меня на руки, и проговорила: