Наталья Пичугина - Под сенью эпохи и другие игры в первом лице

– Абсолютный слух, – переговаривались между собой друзья с папой. – Её учить надо.

– Пока я сам её учу. Она гаммы знает, ноты пишет.

И отпускал меня:

– Беги играй, Капелька.

Всё моё музыкальное образование идёт из тех ранних дней. Я знаю на слух практически всё музыкальное наследство человечества. Однако редко когда правильно называю источник.

В спальне бабы с дедой над книжным шкафом висел большой, как картина, фотопортрет в сепии, на котором в полный рост стояла полная женщина в шубе с муфтой. Короткие светлые кудри из-под каракулевой шапки обрамляли круглое лицо. Я долго носила в себе вопрос, пока, наконец, не сумела его задать:

– Баба, это кто?

– Это Татунька, – приветливо ответила баба голосом, которым мне читала сказки Чуковского. – Мама деды, Елизавета Петровна Струйская.

Теперь я понимаю, что у бабы был замечательный драматический дар на чтение, который проявлялся и в общении со мной.

– Баба, я хочу есть, – говорила я.

– У меня есть чудесные сосиски с огурчиком и помидорчиком, и хлеб с маслом! – отвечала баба таким празднично-предвкушающим тоном, что невозможно было отказаться, даже если это блюдо оставалось единственным в её распоряжении во всё моё детство. Деда работал в Госплане и получал паёк,– сосиски, действительно были особенные: никогда больше я не ела таких мясных душистых сосисок.

Так же доходчиво баба передавала негодование, обиду, иной драматизм или трагизм положений. Однако, никогда бабина личность, так же, как и дедова, не искажалась страстями, которые наблюдала я вокруг себя ежедневно вне бабиных с дедой комнатах.

Гораздо позднее я слушала бабины рассказы об их с дедой молодых годах. Оба заканчивали пермскую школу. Баба принадлежала к лучшим ученицам, которых в те времена такие ученики, как деда, называли «подначкой»: увлекалась литературой, посещала театральную студию, хорошо рисовала.

Однажды в Перми выступал Шаляпин, и группка поклонниц провожала его после выступления по зимним улицам города. Шутили, смеялись, очень начитанная и с чувством юмора баба сказала что-то Шаляпину, так что долгое время вся группка не могла угомониться.

Деда же прекрасно катался на коньках. Он сажал себе на коньки между ног младшую сестрёнку Жэку и съезжал вместе с ней с высоченных ледяных гор. Под конец жизни деда сильно увлекался хоккеем по телевизору и видел себя снующим на коньках среди игроков нашей сборной в ледовых побоищах с канадцами.

– Я был бы очень хорошим хоккеистом! – убеждённо переживал деда перед экраном. – Но в наше время не было такой игры!

Так же хорошо деда дрался с местными хулиганами. Когда позднее с ним гуляла баба, она хватала его за руки, чтобы прекратить побоище.

– Она хватала меня за руки, – недоумевал деда. – Во время-то драки!

Однажды в библиотеке Нина Пирожкова набрала столько книг, что нуждалась в помощнике, чтобы донести их до дому. Оглядевшись по сторонам, она заметила только невзрачного Алёшу Пичугина и уныло обратилась за помощью к нему. Алёша покорно взял книги. Пока они шли к дому, баба поняла, что, во-первых, Алёша Пичугин станет её избранником, а во-вторых, далеко пойдёт. Она не ошиблась. Баба, видимо, знала кое-что о судьбе. Она единственная сказала это моей маме, указывая на меня. Бабина сведущность шла, как я понимаю, ещё из той жизни, где она, младшая, сидела у своей мамы на коленях, а вокруг стояли безжалостно неутомимые старшие братья, все в кружевных воротничках, мальчики и девочки, и их папа с бородкой клинышком.

Бабе было тринадцать лет, когда мама её умерла в больнице, и папа перед её смертью плакал и целовал ей руки. Мамино обручальное колечко червонного золота баба передала мне, старшей внучке, в наследство. Я не смогла носить его, настолько оно было узким. После смерти бабы, пересматривая семейные альбомы, я вглядывалась в старинную фотографию прабабки. Белокурая нежная женщина в широкополой шляпе с чуть мученическим выражением лица – совершенно чеховская дама с собачкой, так любимая бабой.

– Весь этот генотип был уничтожен, – с сожалением заметила тётка.

Татунька невольно заменила мать школьной подружке своего сына. Вся бабина чистоплотность и чрезмерная гигиеничность в воспитании детей шла от Татуньки и семьи деда в целом, известных пермских врачей во главе с моим прадедом – Павлом Ивановичем Пичугиным – основателем уральской педиатрической школы в Перми. Однажды поднимаясь с Татунькой по лестнице, баба уронила носовой платок и наклонилась его поднять, но была резко остановлена Татунькой: