Александр Елисеев - Город, окутанный тьмой

– Здравствуй, мальчик, – произнес старичок, слегка наклонившись.

– Здравствуйте, дедушка.

– Не будет ли у тебя маленького кусочка хлебца?

– Будет, кушайте, пожалуйста, – произнес Ваня, протянув взятые с собой продукты.

Старичок присел рядом и стал есть хлеб, запивая прохладным молоком.

– Спасибо тебе, Ваня, – негромким, но твердым голосом произнес таинственный незнакомец.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? —удивленно выпучив глаза и открыв рот, спросил мальчик.

– Да знать-то дело не хитрое, а вот понять куда сложнее.

– Вот я вас и не понимаю, – обиженно произнес Ваня.

– Гордый ты, внучок, гордый, тяжело в жизни будет с таким нравом, ой тяжело. Да и жизнь-то скоро начнется такая, что не дай Бог, смутные времена идут к нам, эх… смутные. Иные приспособятся, человек – натура такая, быстро ко всему приспосабливается. А иные нет, иные верные, честолюбивые, им особенно тяжело будет. Ну, бывай, внучок, бывай, – сказал старец и спешно побрел дальше, – только себе не изменяй, Ваня, не изменяй и все выдержишь.

Через считанные месяцы в стране начало твориться что-то непонятное, все заворожено смотрели в телевизор: танки, грозные многотонные великаны, вошли в Москву; грохочущая, то ли ликующая, то ли обезумевшая толпа, крики, вопли, безумие. Непонятные люди с трясущимися руками, колебания от которых передавались всей стране. Ваня не понимал, что делается, но чувствовал нехорошее, на душе было неспокойно, тяжко, происходило что-то ужасное, непоправимое…

Многим в Молычевске все происходящее оказалось просто безразлично, таких было много, угрожающее много, самое пагубное явление на Земле – это безразличие, любое качество, любой порок человека можно исправить, изменить, улучшить, любое, кроме одного – безразличия…

Дух гибели распространился над страной с пугающей быстротой. Рухнуло счастье и в семье Семикиных, отец потерял работу, потерял смысл, пристрастился к бутылке, утратил интерес к жизни. Постоянные ссоры, ругань, драки стали основными событиями в семье. Бедность, недоедание, холод, вечный мрак поселились в доме, делая вид, что они хозяева и пришли навсегда, вытеснив прежние теплоту и любовь.

Ванечка часто, когда оставался один, подносил маленькую деревянную шаткую табуреточку к углу комнаты, залезал на нее, тянулся к иконостасу и шептал тоненьким жалобным голосом: «Боженька, спаси нас, помоги нам, верни старое доброе время, верни мне прежних маму и папу». Вспоминал, как раньше отец приходил с работы, усталый и необычайно довольный, брал маленького Ваню на руки, крепко прижимал к груди, целовал в маленький лобик. Ваня хорошо помнил его сильные руки, терпкий, приятный запах табака, родной любящий голос.

Все чаще день ото дня Ваня шептал молитвы, неумело скрещивал пальцы и прикладывал их ко лбу, к груди, к правому плечу, к левому плечу, ко лбу, к груди, к правому плечу, к левому плечу, ко лбу, к груди, к правому плечу, к левому плечу – а по щекам текли искренние, горькие, полные печали, трагизма и необычайной искренности детские слезы… Но спасение не приходило…

…Теперь в доме у Семикиных не было ни одной иконы, и о Боге Иван давно уже не вспоминал, обидевшись когда-то в детстве на не пришедшую с неба помощь.

За окном было уже светло, Иван встал и нехотя поставил чай.

– Только себе не изменяй, Ваня, не изменяй, – шептал про себя Семикин.

Нужно было собираться на работу, через полчаса должен заехать Мельников.

Пятница в Молычевске была базарным днем. В центре города находился большой центральный рынок, на который раз в неделю стекались продавцы из всех ближайших районов, привозя разнообразные товары. Тут и расписные итальянские платья, и скромные белорусские сарафаны, и простые узбекские пошивы. Чуть поодаль располагались продуктовые ряды, запах оттуда разносился далеко за пределы базара, пахло огромным разнообразием речной и морской соленой и копченой рыбы, салом домашнего посола, копченым мясом и окороком, сладостями, многообразием заграничных чаев и многим, многим другим.

Посмотреть на такое действо стекались люди со всего города, было достаточно и мало-молычевских, и хуторян. Развлечений в небольшом городке почти не было, поэтому базарный день считался большим событием в жизни города. Все шли как на праздник, с семьями и одни, с друзьями и знакомыми, с женами, а некоторые особо смелые и не особо умные – с любовницами. Шли посмотреть товары, прикупить полезных вещей для дома, а чаще всего просто погулять, показать себя. Женщины каждое утро в пятницу долго прихорашивались, надевали свои лучшие платья, долго подбирая цвет одежды, туфель и дамских сумочек. Практически весь Молычевск можно было увидеть в пятницу на базаре. Словно огромный разрозненный улей с пчелами, которые весь день летают по цветочным полям, собирая нектар, а как только садится солнце, все обязательно собираются в свой дом большой и дружной пчелиной семьей. Вот так и горожане один день в неделю собирались вместе, увидеть друг друга, обсудить все новости и события, произошедшие в городе за минувшие семь дней. Если посмотреть на данное мероприятие с высоты, то действительно сравнение с большим пчелиным ульем налицо, то же бесконечное движение всех и вся, совершенно бессмысленное на первый взгляд, но если присмотреться – довольно осознанное и целенаправленное. Каждый человек приходил на базар с конкретной целью, даже совсем незримой и казавшейся незаметной, но цель была у каждого.