Петр Альшевский - «Яйцо от шефа»

Нина. Думаю, не ночлежка.

Тубилин. Двухэтажный дом типа офиса и несколько крупных деревьев. Волосатый Сергей замолотил в калитку, закричал, что происходящее его не устраивает, назад его, конечно никто не выпустил. По двору заметался, но выхода нигде нет. И тут из-за дерева… женщина.

Нина. Ну с женщиной-то он…

Тубилин. Громадная женщина. И в руке у этой женщины громадный нож.

Нина. Да прими его земля…

Тубилин. Волосатого Сергея? Ты что, убивать она его не собиралась.

Нина. Шла на него с ножом и не собиралась?

Тубилин. Женщина, как ты, наверно, поняла, она безумная.

Нина. О чем-то таком я догадывалась.

Тубилин. Наступала на него с ножом, но не дойдя метра три, нож бросила и к раздеванию приступила.

Нина. Ну и ну.

Тубилин. Догола обнажилась и снова схватилась за нож. Подняла и с ножом в руке сказала, что близости хочет. Сию же минуту!

Нина. И Волосатый Сергей приступил?

Тубилин. Женщины нечасто ему достаются. Ночь темная, но на ее могучих грудях фонарные отблески… днем во дворе служащие покуривают, а ночью в него безумную запускают. И откуда ее привозят…

Нина. Соитие-то у них случилось?

Тубилин. Волосатый Сергей честно признался, что для него было проще в бой с ней вступить. Перемещался он вертко, и порезы она оставила на нем неглубокие. Она за ним носилась, но вскоре выдохлась и с опущенными плечами за дерево ушла. Он подтащил к забору какой-то бак, через забор перебрался… я называю его Сергеем с Красных Ворот, но со своим скарбом на Сухаревке теперь. На лицо я его симпатичнее. Мне хочется думать, что ты меня и поэтому приглашаешь. Вести меня к себя готова ты по-прежнему?

Нина. Не из-за лица.

Тубилин. Ты, знаю, перед Богом отмыться желаешь, но я буду считать, что я для тебя и как мужчина ничего. А то, знаешь, Бог, религиозные фанатики и душегубы… хоть не иди.

Нина. Но ты пойдешь.

Тубилин. К попавшему в зависимость от Бога мужчине я бы не пошел, но ты женщина, вдобавок женщина без мужа… в пятнадцатом доме у нас здесь химчистка. Завтра мое пальто отнесешь.

Нина. А сам ты его…

Тубилин. А возвращаться мне в чем? Пальто я отдам и по морозу в протертом свитере мне хромать?

Нина. Пальто тебе почистят и из моей квартиры ты исчезнешь.

Тубилин. Скажешь уйти – отвалю. А чего ты заранее настраиваешься, что мы с тобой не уживемся?

Нина. Я тебя к себе не для жизни. Христианское благодеяние я тебе. Помоешься у меня, покушаешь и ступай-ка ты…

Тубилин. Уйду. Глазом поведешь, и я уже не у тебя. Глаза у тебя что, фиалковые?

Действие шестое.

Надевший одинаковые с Антоном футбольные трусы Вячеслав Беряев рассматривает в его квартире индейца – сувенирный отпечаток с флага Массачусетса повешен головой вниз.

Антон. Девочку по вызову не хочешь?

Беряев. А к двоим она поедет?

Антон. А мы ей не скажем.

Беряев. А это порядочно?

Антон. Девочку мы пока отложим. Протертой клюквой тебя угостить?

Беряев. С чаем я бы поел. Моя жена бубнила, что на джемы и варенья цены в Москве – не подступишься.

Антон. На клюкву мы не тратимся. Ее отцу из Спрингфилда присылают. Спрингфилд, штат Массачусетс. У отца там перебравшийся в Америку ученик.

Беряев. Отец у тебя кукловод.

Антон. И ученик у него кукловод.

Беряев. Я понимаю, но до меня доходило, что в Америке по специальности не устроишься. Поедешь и в закрытую дверь будешь стучаться. Ученика твоего папы дискриминация не коснулась?

Антон. Если в своем предмете ты разбираешься, мыть посуду тебе не грозит. Национальная специфика, разумеется, существует, но кукловод профессия универсальная, во всех странах и на всех континентах на единые основы опирающаяся.

Беряев. Как и клеевар.

Антон. Вероятно. Но профессия профессией, а уровень уровнем. Прижившийся в Америке мужик, он кукловод по-настоящему превосходный.

Беряев. Но и я клеевар квалификации безусловной. Почему тебе кажется, что в Америке я бы ничего не добился?

Беряев. Чтобы в Соединенных Штатах чего-то добиться, в Соединенные Штаты надо сначала попасть. Ему рабочую визу дали, а тебе… пожалуйста, можешь дерзнуть.

Беряев. В Америку я не поеду. И американскую клюкву не стану есть.

Антон. Ты побудь в обиде на Соединенные Штаты, а я отцу позвоню. Все же полагается сообщить, что я из больницы вышел. (набирает номер) С отцом у меня напряженно, но отец у меня пожилой, радостей у него с медный грошик… здравствуй, папа. Из дома звоню. Подайте мне трубку, я отцу перед смертью звякну – получше у меня, не бойся. Ой, не хочу я в медицинские детали вдаваться. В больнице меня не удерживали, значит, критическое позади. Это ты у нас кипучая натура, а мне бы сказали, и я бы еще в больнице полежал. Да, мне сказали, свободен. Поберегу я себя, конечно, поберегу. В секцию бокса не буду записываться. Потому что в боксе и в живот бьют. Область живота мне надо беречь, да-да… и питанием, да… твоей клюквой я поделиться собрался, но придется съесть самому. Клюквой, что Бескудниковым из Америки тебе прислана. Она очень полезная, но ты ее почему-то не ешь. И клеевар не желает. Клеевар из Ростова. Он мне не то что друг, он… ему жить негде. Давай, отец, без озадаченности. Человек он достойный, вполне положительный, у меня немного поживет и в Ростов уедет. Поглядеть на него? (Беряеву) К отцу в гости пойдем?