Петр Альшевский - «Яйцо от шефа»

Павел. Из-за таблеток.

Альтищев. Естественно, из-за них. Печально, что он у нас их не выхватывал – сами давали… мы и не догадывались, что они так на него. Вызванное ими помутнение к сексуальным похождениям привело… ваш желудок, любезный, мы теперь народными средствами восстанавливать будем. Вам бы, конечно, таблеточек еще попить, но у вас от них изменения неприемлемые. Апельсиновый сок я вам принесу.

Альтищев уходит.

Беряев. Мое очернение он провел блистательно, но я все-таки рассчитываю, что вы поверите мне, а не ему.

Антон. Вы ли меня трогали, он ли – урон мне не нанесен. Если только психический. Капля влилась вонючая, но у меня там и до того целое водохранилище.

Беряев. Смердящее?

Антон. Я молод, но я натерпелся.

Беряев. Операция у тебя была тяжелая.

Антон. Солнце надо мной и до болезни светило весьма относительно. Чего-то поддерживающего Бог в меня не вложил. Никаких целей, талантов… ты-то чем занимаешься?

Беряев. Я клеевар. Клей варю.

Антон. Нанюхался ты порядочно. Плюс таблетки…

Беряев. Ты к чему?

Антон. К проблемам в твоем разуме. Ты не голубой, но из-за всего этого потрогать меня ты мог.

Беряев. Да не я – он тебя трогал! На меня он возвел потому что я свидетель, и ему меня опорочить потребовалось. Себя из-под удара убрать, а меня подставить. Меня виноватым выставил и дело в шляпе, не пожаловаться мне теперь на него. Он уважаемый врач, а я клеевар под таблетками… ясно, на чью сторону независимая комиссия встанет.

Антон. Они ее не соберует.

Беряев. А начни я права качать?

Антон. Тогда я в другую палату проситься буду.

Беряев. Для чего?

Антон. Для того, чтобы меня по ошибке не придушили. Ночью придут и впотьмах напутают. Такую операция я не для того выдержал.

Беряев. Сейчас-то самочувствие ничего?

Антон. Как кишки выпустили состояние. От мертвого отличает лишь то, что я жив.

Беряев. Немало.

Антон. Но и боль немалая. И голод к тому же. Аппетит откуда-то взялся…

Беряев. После операции есть тебе, наверное, вредно. А чем вас, послеоперационных, кормят? Ваш прием пищи мне как-то не припоминается. Кормят вас в палате?

Антон. Я лежащий. Мне кажется, было нетрудно увидеть, что я не встаю.

Беряев. Да я всего несколько часов в уме нахожусь. Таблеток мне насовали и воспаление погасили, но от них же действительно мозги будто пробки вышибаются. Пробки не от шампанского.

Антон. Вы об электричестве.

Беряев. Вспышка электричества в небе.

Антон. Молния? Беряев. Бронетранспортер выезжает, по нему лупят и в небе молния… пушки гремят, а она сверкает.

Антон. Скоро вслед за пушками и гром прогремит.

Беряев. Это будет, разумеется, будет… у нас в Ростове так гремит – Москве и не снилось.

Антон. Из Ростова ты сюда от нищеты спасаясь?

Беряев. В нищете мы не жили. Если бы не жена, хрен бы я из Ростова уехал. Вопрос нехватки средств возникал, но остро не стоял – кое-как мы, слава богу, перебивались. Меня не напрягало, но жену жесткая экономия мучила и она в Москву. Я безусловно за ней. В Москве она администратором мебельного салона, а я работу не нашел.

Антон. Найдешь.

Беряев. Не в Москве. Я бы и в Москве поискал, но в Москве у меня жилья нет.

Антон. Своего нет, но вы же с женой, вероятно, снимаете.

Беряев. Жилья у меня нет никакого. Ни своего, ни съемного. Что тебе непонятно? Выгнала меня жена из квартиры, что мы с ней снимали.

Антон. В ее отсутствие ты привел женщину и жена вас накрыла?

Беряев. Смешно… женщину домой привел… будь я настолько крут, черта с два она бы меня выгнала. Но силу воли я проявлю.

Антон. Нагрянете и взашей?

Беряев. А чем мне за квартиру платить? Сумей я завестись, жену я бы выкинул и местами нас поменял, но помимо того, что жену я люблю, мне за квартиру, увы, платить нечем. Ее изгнание отменяется, но она тем ни менее мне заплатит. Где я сейчас нахожусь, я ей не сообщил и сообщать не собираюсь. Мобильный я отключил. Любит она меня, конечно, несильно, но от волнения, думаю, изведется.

Антон. А после больницы ты куда? Если ты решил твою жену основательно растревожить, к ней тебе нельзя.

Беряев. В Москве мне не к кому и, получается, что… в Ростов, наверно, поеду. Приеду, и кто-нибудь точно ей скажет, что я приехал! Она успокоится, а мне бы в беспокойстве месяца два подержать.

Антон. За два месяца она тебя совсем разлюбит.

Беряев. Ты не до конца понимаешь…

Антон. А когда воскреснешь, убьет. Твою двухмесячную затерянность ты чем оправдаешь?

Беряев. С телефоном под рукой объяснить ей, из-за чего я столько не звонил и знать о себе не давал… а при уменьшении срока? Не два месяца, а пять дней. Тогда я смогу честно сказать, что я ее воспитывал. На пятидневный демарш право я имел!