Прохор Торбин - Принцип Дневника

Конечно, всё это было не совсем правдой, но прошедший день действительно довёл меня до ручки. Не удивляйтесь, что я в собственном же дневнике не смог обойтись без наглого вранья. Пока мы находимся сугубо в моём пространстве, просто смиритесь с тем, что я так беспристрастно решил сейчас выбросить вас из окна нормальности вниз на асфальт моей правды.

Up on the hill…

Я облизал свои губы и ощутил сладкое покалывание на кончике языка, уже вечерело, и погода радовала меня лёгкой прохладой. Пожалуй, мне действительно стоило идти дальше. Некто неизвестный прямо на моих глазах постепенно съедает желток той растекшейся яичницы, что из себя представляло небо. Ещё минуту назад я, как ребёнок радовался самопровозглашённой власти, а теперь, прямо как мой самый нелюбимый архетип рок-романтика готов был броситься в объятия небесного незнакомца. Моё сердце было соткано из тканей противоречий. Мне не хотелось сталкиваться всем своим телом с такой завышенной концентрацией реальности. Мне просто не хотелось.

Hight above in the violent sky

Однако одно желание всё же одолевало меня в тот момент. Прямо перед аркой, ведущей в мой дом, открылся новый круглосуточный продуктовый. Пожалуй, этот день могла бы спасти баночка свежей газировки с новым вкусом, который не встретишь так сразу в обычных супермаркетах. После сладкого щелчка жестяной крышечки должна была последовать нажатая кнопка пуск на моём ноутбуке, запускающая очередной фильм.

On a hill, under a raven sky

Я, по правде говоря, даже на их названия уже не смотрел, но этот вроде бы выиграл недавно гран-при в Каннах за лучший фильм в жанре – комедия на румынском языке с одним персонажем инвалидом, и в котором присутствует более двух христианских отсылок. Странная конечно номинация, но ещё страннее мне стало от мысли, как же паршиво будет себя чувствовать себя режиссёр, в фильме которого в самый последний момент насчитают три отсылки вместо двух. Ариведерчи, господин Лазареску, наш мир сходит с ума, и поэтому мы скорее сами присоединимся к вашим предсмертным крикам, чем окажем помощь.

Spinning away…

Но пока что, на пути к этим целям-однодневкам, меня спасали только заигрывающие друг с другом инструменты из композиции Spinning Away. Я наяву представляю идеальную гармонию игры гитар и вокала, их отнюдь не только платоническое сосуществование, а затем и образование любовного треугольника с появлением скрипки на минуте и тридцати трёх секундах. Я вижу всю их жизнь, их первое свидание и поцелуй, горечь утраты и счастье приобретений. Я наблюдаю, как их автостопом подбрасывает до самой последней секунды трудяга бас. Хоть им и приходится прощаться друг с другом, но я готов был бы обменять все 17 лет существования на то, чтобы оказаться хотя бы в одном из интервалов этой гитарной партии. Зачем ты делаешь меня счастливым, Кейл. Зачем вселяешь надежду.

Всё. 5:27

Я расплакался как сука в первом ближайшем сортире. Вот так резко и прямо на асфальт был брошен уже я. Ебаная Анна Фёдоровна, Лиза, Кейл, Толстой, эфемерная блевота, ебаный румынский язык. Меня снова начали протыкать своими вилками люди и события, словно я какой-то недожаренный бифштекс. Я даже не захотел закрывать туалет на замок в трепетном ожидании очередного нелепого столкновения, даже такого наивного. Я так хочу заслужить спокойствие одиночества, хочу быть одним воином в поле. В поле воинов, каждому из которых похуй на другого. Я хочу создать в себе общество и похоронить его во всех остальных.

Пока мне совсем не стало стыдно за себя, а мой монолог не стал ещё более напоминать извержения школьника на тему того, что его никто не понимает, я решил протереть своё лицо наждачного вида туалетной бумагой, крепко втирая его в лицо в надежде увидеть на ней кровавые следы. Но их не было, даже мои вены не хотели приветливо откликнуться и порадовать меня в этот момент. Я вышел, краем глаза обратив внимание на двадцать пятого человека в той очереди, что образовалась у входа в мой бывший туалет. Классный пиджак.

Какой всё же неудачный день для того, чтобы начать писать дневник. Момент, которому предшествовала такая подробная моральная подготовка. Сотни вопросов отцу о том, как это прошло у него в его самый первый раз, чтобы сходу стать очередным персонажем подростковой трагедии. Хотя, с другой стороны, может это даже пошло мне на руку, я впервые добрался до дома с ощущением совершенного достижения. Каждое из предыдущих 1922 слов было моим ребёнком, претендующим на то, чтобы образумить человечество, повергнуть его в хаос или умереть, затем воскреснуть и быть мессией для каждой черепной коробки. Претендующим конечно же сугубо в рамках моей собственной черепной коробки, больше эта писанина мало кому может пригодиться.