Под самое летнее утро, когда весь свод ночного неба со звездами только-только начал принимать сияние далекого нижнего солнца – Вася возобновил свои занятия по тактике. Шесть раз за ночь, два раза подряд не вынимая, личный рекорд на всю свою жизнь!
И прохладные соски, вблизи похожие на ежевичные ягодки, сами прижимались к его лицу. Целовал и ласкал их Вася. Задыхался и вновь приникал к ним. Ночь уходила вместе с силой Васи, а он был рад этому.
Вновь жить Вася стал новым утром. На небе три краски: зеленое – земля, светло-зеленое небо над, и пылающее, колхозное, солнце, которое уже неутомимо тянет вверх. За ударный труд налили ему полстакана самогона с молоденьким луком, поджарили картошки. Это сделала к большому удивлению сама бабка.
А она приготовила ему тертую морковь с черносливом, молодым чесноком и двумя ложками густой сметаны. Он ел, и было такое ощущение, что пьет самое лучшее и живое, что есть для него на этом свете. И вдогонку, на верхосытку, яблоко, которое вот-вот должно упасть с дерева само. Протянул только руку и она само легло в ладонь, как то самое, что было три часа назад!
Впереди был обычный трудный день. И Вася жил, чтобы притушить эту наступающую радость. А, может быть, для того, чтобы борозду не портить. И пошел от своей новой семьи прямо в поле, где и стоял его трактор. Вечером домой, к старому столику под яблоней. И так до трех раз. И еще очень, самое важное, было тут для него.
Помнится, во дворе был родник, самый настоящий. Был обложен большими круглыми валунами, между ними в глубине светло стоящей воды и все крутились, как гимнасты, взмывающие вверх, серые длинные песчинки. Когда он впервые взял черпак и сунул туда свою похмельную морду, его поразил запах воды. Никогда до этого вода не пахла, он даже не знал такого. И стал пить.
Еще один раз она при нем мылась и подмывалась этой чистой водой и повизгивала, как тогда, на стогу. Так он жил почти десять дней и все дни недели, от понедельника до нового воскресенья.
А потом самым поздним вечером его срочно на машине, как и других, отправили на родной завод. Там другая программа – давай план, не забывай, что ты у нас раб. Удалось еще раз, зимой, вернуться, прилететь на крыльях, всего на день. И все понапрасну.
Те трое баб, а к этому времени он уже знал, что у нее дочка – Анечка, все три ягодки, покинули его и уехали искать дальше свое счастье. Вася в тот реестр не входил. А зря, Вася мечтал, и не просто только, о жизни в деревне. Родник, яблоко, чистая женщина, запах с поля. Вода, которая пахнет собой, стоящая в тарелке сметана, и основательный кораблик творога!
Недаром он так напился в тот день, что все эти политические плантаторы как-то директор завода, парторг, председатель, бригадир – все решили отстранить Вася от должности механизатора, урезать ему зарплату и чуть ли не уволить из колхоза. Даже дома про все прознали, и грозились выгнать вон, в ту самую далекую колхозную жизнь.
Чувствовал он себя неким дядей Томом, что с хижиной и ненависть обуяла его трудовое сердце. Вот тогда и возникли перед ним эти три вопроса, на которые надо ответить в жизни своей, любовь все ж таки или ненависть: бабы, водка, родина. Или по другому: Родина, женщина над родником с кружкой в руке. Водка, что так и стоит недопитая на кривом столике в том сладком саду.
Вот почему Вася ушел в бизнес, как в пьянку. А так как ему по закону, сокращенному по штату разрешалось только торговать, то стал за прилавок. Не уехало все, как те три ягодки. Машиностроительное и колхозное производство давало себя знать, и с друзьями он устроил свой подпольный цех, где токарка, сварка, покраска всего, что нужно. Государство пока терпело, как тот председатель колхоза, и этот директор завода.
Потом, через пять лет, причем два раза, своими ночными думами и усилиями, чтобы никто не знал, чтобы жена не догадалась, он снова был там. Но стола того под яблоней не было и жили тут давно-давно переселенцы. Родник еще не исчез, но глыбы, на которых стояла она в своих лунного отсвета крыльях, уже легли в фундамент нового дома, а куда конкретно – все это он уже просто ненавидел. И только, уходя, он сорвал со срубленной яблони два – три листка и сжевал их, когда проезжал мимо завода.
Те трое баб, дочка – Анечка, те три ягодки покинули его и уехали искать дальше свое счастье. Что бы оно было круглое, как то яблоко. А Васеньку своего они бросили, не нужен он им был. Пьяница, обжора, и пахнет от него соляркой.
Василий садится в свой дом, в свою машину. Еще две минуты неспешного хода и за правым стеклом проплывет тот дом. Бывший дом Васиного счастья. Сейчас там ничего для него нет, самого того, что составляло такое счастье мимолетное, и колхозное. Только тупо стоит большой дом каких- то переселенцев.
Читать дальше