Алексей Аимин - В ПОИСКАХ ЖАНРА. ИЗБРАННОЕ

На местном ТВ – на встрече с поэтами обсуждали мою книгу, где это стихотворение присутствовало. И телеведущий задал мне вопрос о ненормативной лексике в поэзии, намекая на этот «шедевр».

– Из песни не выкинуть – отшутился я.

А вот когда я попал в реанимацию и меня оттуда переводили в палату, я прочел его когда везли на каталке.

– Это Есенин? – заинтересованно спросила старшая медсестра, – я кивнул…

– Вот – подумал – классикам – им все можно. Когда стану классиком, то этот стих точно опубликуют…

Со временем мое хулиганство перешло из юмора в другие жанры – сатиру, пародии, эпиграммы, памфлеты и живо до сих пор.

В энциклопедиях об этом понятии находим:

Соглашусь с этими определениями, хотя народное более меткое.

Этот навык у меня тоже родом из детства. Поначалу это были в основном дразнилки и прозвища. Много позже про мои мини-шаржи в две строки говорили – метко сказано:

Моим обычным ответом было:

– А у меня глаз наметан.

Справка

В школе моей любимой забавой было давать прозвища учителям и одноклассникам.

Худой и длинный Колька стал «Штативом» , пухленькая Людка «Колбочкой» , а учительница рисования «Чертилкой» , учитель

пения – «Пеньком»,

У меня тогда прозвища не было – то ли боялись «ответного шага, то ли просто уважали. Сам себе в первых классах я бы дал прозвище «Звонарь» – первым громче всех кричал:

А в средних классах определил уже более объемно – «Культурно опыленный сорняк» : был обычным дворовым пацаном – рос сам по себе. Но при этом занимался музыкой и танцами – мне все дворовые в этом сочувствовали.

Привычка одаривать окружающих личными ярлыками осталась у меня на всю жизнь.

Самыми интересными, считаю, прозвища отражающие сущность индивида:

Ведро – означало шумный;

Котелок – умный;

Пенопласт – рыхлый;

Вертолет – быстрый;

Карамеля – липкий или сладкоречивый.

Умение кратко фиксировать свои наблюдения росло со временем незаметно переходило в мастерство:

Однако за такое умение позже тоже свое получил. Не подумав нагло раскритиковал нашу литературную элиту в лице профессоров филологов, и известных поэтов, вплоть до лауреатов Пушкинской премии. Меня как автора пасквилей на эти гипсовые «бюсты» включили в черный список. За 6 лет ни одной публикации в литературных газетах и журналах. Хотя потом в одной из самиздатовских книг я перед ними уже заранее извинялся:

У всех сегодня я прошу прощенья —

Прощёное сегодня воскресенье.

Хотя я и не помню поимённо,

кого обидел тихо или вздорно.

Кого открыто обижал, кого-то тайно,

иной раз с умыслом,

а иногда случайно…

Прошу у тех, что обижал за дело —

Подначивая мягко и умело.

Ещё у тех, кого обидел грубо —

и кто-то плакал, кто-то скалил зубы.

И до сих пор уверен, кто-то злится

За прозвища, что уж не отцепиться,

что в эпитафию теперь войдут, возможно… —