Петр Альшевский - «Не сезон»

– Сегодняшний обход ничего нам не дал, – пробормотал Филипп. – Браконьеры к нам захаживать перестали, а зверя не прибавилось – плодится он неважно.

– Ты по зубрам всех не равняй, – сказала Изольда Матвеевна. – Два было, два осталось, ведь это самцы. Как этих зубров к нам занесло…

– Как занесло, так и унесло, – сказал Филипп.

– Чего?

– Эти зубры мне третий месяц не попадаются, – пояснил Филипп. – А тебе?

– Я убеждены, что они не околели, – сказала Изольда Матвеевна. – Тела у них крупные… мы бы наткнулись. Не могильщик же на санях их увез.

– Иван Иванович подбирает лишь человеческие, – сказал Филипп. – Мимо зубров он бы проехал, не притронувшись.

– А если человек мычит…

– Со мной она не мычит! – воскликнул Филипп. – Со мной она спит! Я использую ее, как женщину, в лучшем для нее смысле. Исключительно в нем. Уборкой и готовкой не угнетаю.

– Еду варю тебе я, – проворчала Изольда Матвеевна.

– Ты к тому, что и ты у нас женщина? – спросил Филипп.

– Ну, а кто же я?

– Женщина, – ответил Филипп. – Но лет тебе весьма много, и в таком возрасте женщина действительно… обязана. Без урона для ее сути. Когда сладкие годы позади. Когда прошли… и у мужчин проходят.

УГРЮМОЕ лицо старого вора «Косматого». Он и Евтеев в автобусе, водительское место в котором опустело – Дрынов исчез. Двери оставлены открытыми.

Не понимая происходящего, отвернувшийся от вора Александр Евтеев негромко прочищает горло и физически чувствует, что из-за нарушаемое им тишины задержавшийся на нем взгляд «Косматого» становится все агрессивнее.

Повернувшийся к вору Евтеев прикрыл правый глаз.

Михаил «Косматый» удивленно фыркнул.

– Он часто уходит, не предупредив? – спросил Евтеев.

– Здесь у нас остановка, – промолвил «Косматый».

– Мы остановились, – сказал Евтеев. – Если ключ в замке, я в состоянии повести.

– Не терпится – ногами иди. До амбара… изолятора временного содержания.

– Меня в него не за что, – сказал Евтеев. – Общественный порядок не нарушаю, без документов по снежному бездорожью не бродяжничаю…

– Ты взят под подозрение, – заявил «Косматый».

– За что? – поинтересовался Евтеев.

– А так. Падла падлу морочит. На заднем плане разума… расплываются пятна. Превращая кого-то в кого-то еще.

– С тем же лицом, но с другими мыслями и чувствами, – промолвил Евтеев. – Паспорт вам показать?

– Этим ты уравняешь меня с легавым, а мне такие дела не по нраву. Я говорил об изоляторе временного содержания, но есть и штрафные, где я сидел на диете, на воде и хлебе, и меня не распирало… не могу не вспомнить.

В салон автобуса вальяжно заходит облаченный в яркое пончо художник-композитор Юпов.

– Шофер Дрынов, вижу, отсутствует, – сказал он. – Вы его не видели?

– Слишком широко спрашиваешь, – сказал «Косматый». – И да, и нет – ответ такой. При всем понимании нашего положения.

– При полнейшем, – сказал Юпов.

– Вроде того, – сказал «Косматый». – Но понимания много не бывает, и когда твоя голова барахлит, твоя воля тем более не должна позволять тебе распускаться. Ничего особенного я, кажется, не сказал. Ничего ужасного не происходит.

– Господин «Косматый» застрял в зоне турбулентности, – обращаясь к Евтееву, промолвил Юпов.

– О зоне мне не надо! – воскликнул «Косматый». – Не развивай!

– Прервусь, – кивнул Юпов. – «Косматый»… это уважительная кликуха?

– Деловая, – самодовольно произнес «Косматый». – Сявок с ханыгами подобными не награждают.

– Если намек на меня, – сказал Юпов, – то я, как созидающая натура, как художник и композитор, отмахиваюсь от него рукавом моего элегантного халата. И какими он расшит символами? – спросил Юпов у Александра. – Не масонскими?

– Не осведомлен, – ответил Евтеев. – Я приехал сюда погостить.

– Погостить?! – поразился «Косматый».

– К нам, сюда? – спросил Юпов. – Ну и где же вы намерены… у кого?

– У одноклассника, – ответил Евтеев. – Исследователя Брагина. У него домик на озере.

ВВАЛИВШИЙСЯ с улицы Брагин тяжело расстегивает огромную дутую куртку.

Сняв, он остается в вязаной кофте, не скрывающей того, насколько же у него узкие плечи и впалая грудь.

К Брагину осторожно подходит Вероника Глазкова, относящаяся к нему с любовью, не утруждаясь заботами, как по ухожу за своей внешностью, так и по приданию уюта казенному, наскоро сколоченному жилью.

– Сильно продрог? – спросила она. – Чайник я поставила, но можно чего и покрепче.