Екатерина Шардакова - Обручальное кольцо блокады

– Может быть предложить твоему дедушке изобразить нас на фоне сфинксов? – смеялась Кира. – Мы очень удачно впишемся в городской пейзаж.

– Лучше не рисковать, он и так с трудом согласился на наш портрет. Пойдем, уже почти 9 часов, он нас ждет. У нас два часа, потом у него урок с Валей.

– Валя все еще учится рисовать? – вскинула бровь Кира. – Сколько лет она уже учится, со второго класса? Она всерьез решила стать художником?

– Не знаю, почему бы и нет, дедушка говорит, у нее есть талант.

– Никогда Валю не понимала, как ты с ней дружишь? – пожав плечами, Кира взяла меня за руку и стремительно направилась через дорогу к зданию академии.

Академия… У дедушки всегда было много учеников, он постоянно писал картины, поэтому почти жил там. Мы с мамой чаще ходили в его мастерскую, чем домой. Когда я была маленькая, попадая в длинные с высоченными потолками коридоры Академии, я представляла себя Алисой в стране чудес. А это и была страна чудес! Здесь расцветали цветы на белых холстах, и оживали статуи в умелых руках скульпторов.

Мы шли по длинному сумрачному коридору мимо многочисленных дверей, стук наших каблучков отдавался эхом от высоких стен.

– Давай заглянем в какую-нибудь дверь, – шепотом предложила Кира, и озорной огонек вспыхнул в ее глазах.

– Давай на обратном пути, – шептала я и тянула ее за руку, пытаясь оттащить от двери, за ручку которой она уже взялась.

Вдруг дверь резко распахнулась, и пред нами предстал высокий стройный широкоплечий молодой мужчина в военной форме. От неожиданности мы отскочили и одновременно вскрикнули. Военный, увидев нас в таком испуге, рассмеялся открытым чистым раскатистым смехом.

– Мы перепутали дверь… Здесь их так много… Они все такие одинаковые… – быстро пришла в себя Кира, и из ее глаз уже сыпались смеющиеся искры на этого молодого человека.

– Бывает… – улыбнулся военный, лукавым взглядом глядя на Киру сверху вниз.

– Нам пора, всего доброго, – улыбнулась я и потащила Киру дальше.

– Какой красивый! – прошептала она, оглядываясь назад.

– Да, очень, – я искренне согласилась с ней.

– Сколько в нем чувствуется силы! Ты заметила?

– Мы пришли! – я остановилась и повернула Киру лицом к двери с табличкой «Карл Вернер».

Я любила бывать в дедушкиной мастерской. Кира тоже иногда приходила туда со мной. И каждый раз мы испытывали какое-то трепетное чувство, попадая в этот красочный мир. Большая комната, высокие потолки, огромные окна. Там было так много света! На стенах висели дедушкины картины, вокруг были разные карандаши, кисточки, палитры и специфический запах масляных красок. Всю дальнейшую жизнь этот запах всегда будет напоминать мне о дедушке.

– Здравствуйте, красавицы! – улыбнулся дедушка, когда мы вошли. – Какие у меня сегодня великолепные натурщицы!

– Самые лучшие! – я подбежала к дедушке и обняла его за шею, встав на цыпочки, а он прижал меня к себе своей сильной рукой.

– Садитесь вот сюда, – дедушка поставил два стула на середину комнаты, – и, чур, сидеть смирно!

– Мы будем очень стараться! – хором сказали мы с Кирой, улыбаясь.

Дедушка поставил чистый холст на мольберт и стал внимательно всматриваться в нас.

– А говорить можно? – пытаясь не шевельнуться, спросила Кира.

– Нет, – ответил дедушка, выдавливая краску из тюбика на палитру.

– А смеяться? – не унималась Кира.

– Нет.

– А тебя смешить? – поддержала я подругу.

– Будете хихикать и мешать мне работать, нарисую каждой бородавку на носу и большие уши! – серьезным тоном сказал дедушка.

Мы с Кирой рассмеялись звонким счастливым смехом. Дедушка смотрел на нас с любовью и тоже смеялся.

Наконец, мы угомонились, и дедушка погрузился в работу. Я смотрела на него и как будто видела первый раз. Такое бывает, когда сморишь на человека с другой стороны или в другой, непривычной роли. Карл Адольфович Вернер, его дедушка, тоже Карл Вернер, был известным немецким художником. Его сын Адольф, отец моего дедушки, будучи молодым архитектором, приехал в Санкт-Петербург работать, и здесь он создал не только архитектурные шедевры, но и свою семью, встретив русскую красавицу Елену. Дедушка с раннего детства рисовал и мечтал стать художником, родители поддержали его в этом, и его мечта сбылась.

В тот день мне было семнадцать лет, а дедушке семьдесят. Конечно, он казался мне старым (юность жестока), однако, я видела, как красив он был в молодости. Дедушка был среднего роста и очень хорошо сложен, красивые сильные руки, густые и тогда уже седые волосы, правильные черты лица и завораживающий голос. Во всей его фигуре чувствовалось благородство и сила. В двадцать пять лет он встретил свою будущую жену Елизавету, через два года они поженились, и у них родилась Жанна, моя мама. Бабушка умерла, когда маме было десять лет. Дедушка один воспитывал мою маму и никогда в его жизни больше не было ни одной женщины. Как он однажды сказал: «настоящая любовь в жизни бывает лишь одна, мне посчастливилось ее встретить, и этой любви мне хватит на всю жизнь».