Akathisto - Теория мертвого мира

Интервьюер поморщилась, но с невозмутимостью «Мастера» Шмидта продолжила свою пыточную традицию, решив, что здесь она ему построит эшафот:

– Господин Громов, вы понимаете, что вы действуете в определённом правовом поле, где вас могут привлечь к юридической ответственности.

– Ответственности? – переспросил Громов, выпучив глаза наружу. – Мне, конечно, очень интересны восхитительные юридические излияния, которые вверяют мне ответственность за мою писательскую автономию. Я сбросил некое измышление прямиком в информационное пространство нашего окружения. И кто бы мог подумать, что вся моя бессчётная отара лицемерных злопыхателей, когда дело доходит до предельной ценности дополнительных денежных единиц, забудут бремя своей злобы. Дело в том, что наш диспут не о неизбежной реализации вероятности неблагоприятных последствий самих действий, мы говорим ведь о свободе. Однако с учетом нативной примитивности человеческого разумения, статистической асимметрии количественного распределения бед и того, что им представлено как счастье, а также их неизбежного последствия – все мы итог приспособления к несчастьям, – она, свобода, в первую очередь это свобода нести ахинею и сеять ровно вместе с нею разнокалиберные распри. – Громов окинул взглядом своего интервьюера, сладко подумав о склоняемости этого существительного, ведь дама напротив показалась ему весьма привлекательной.

Женщина мягко улыбнулась, задобряя свою жертву и удобряя ту почву, в которую она её сбросит. В её улыбке читалось что-то вызывающее.

– Господин Громов, вы говорите так, будто бы логическое воззрение на столь эмоциональный мир обладает неизмеримой в нём применимостью. Однако, что касается лицемерия, в поведенческой плоскости, которая во многом определяется этико-эмоциональной составляющей, эксплуатируете последнюю столь виртуозным образом, что смогли на этом построить свою многомиллиардную империю. Еще никто в истории не сделал финансовым удобрением своё глумление над общечеловеческим стремлением к этике в жизни, её моральным возвышением столь безответственным, вульгарным образом. Никто. Пожалуй, это только вы. Да просто посмотрите на упражнения ваших маркетологов: «Пилюли, которые не вставляют, этически недопустимы» – такова реклама одеколонов вашего концерна.

– О морали важно говорить – не обладать. – Громов премило улыбнулся. – Ведь со вторым у нас такое сущее сварение от слова «отравление» с летальным на хрен несварением. Давайте прямо. Какие именно интеллектуальные аберрации способны применить ваши эти этические извращения к представителям такого, чтоб не соврать, уродливого рода? Да и применить к чему? К пустому обобщению?

– По подтвержденной информации, у барсуков и долгопят нет никакой этической системы. Пока нет.

– Допустим, – ответствовал Громов. – Допустим, что это так. Но смею заметить, что слово «мораль» имеет несколько иное наполнение – а я настаиваю, что оно вообще нульмерно. В рамках той штуки, что вы называется великой человеческой историей, а я именую чередой неутомимых пенетраций, эти людишки, помимо своих отчаянных совокуплений, только и делали, что заливали улицы кровью. Возможно, именно это казалось им благочестивым, а то и прекрасным. Или, если угодно, никакая мораль не отгородила этих катехизированных доктринёров и парламентариев от постановки этой кровавой бойни.

Девушка понимала, что и здесь не пахнет сенсацией, ведь все эти слова, произнесённые столь окаянными устами, для всех давно являлись общим местом.

– Тогда скажите, что вы чувствуете по поводу покушения на вашу жизнь?

– Вы спросили, почему кабинетные д о центы так обильно текут по слабоумному Кейнсу? Да потому что он был гей. – Громов приметил её недоумевающий взгляд. – Не смотрите на меня так, ведь это правда. Понимаете, закомплексованные д о центы, живущие в филистерском мире своих слепящих истин, отлично понимают, что девки им никогда не дадут, а следовательно, надо искать иные проходы.

Интервьюер дала слабину, залившись гневным розовым багрянцем:

– Я спросила вас, что вы думаете о покушении на вашу жизнь!

– Вы спросили, почему посредственность приходит к власти? Да потому что большинство людей посредственны. Демократия, мать её! Самое интересное, если верить его, Геннадия, публичным заявлениям, этот человек думает, что сам Господь послал его, чтобы тот правил на этой бренной земле. На самом деле Бог послал его за пивом, а он попросту ошибся дверью.