Леонид Васильев - Судьбы дорога

Никому не обязанный, предоставленный сам себе, Фока не искал серьезных женщин и был доволен тем, что ему встречалось на жизненном пути.

Утром, подъехав к дому Воробейчика, егерь Журавлев застал хозяина с рубанком в руках.

– Анатолий, похоже, ты собрался строгать полено по технологии известного в детстве папы Карло?

– Семен, похоже, ты ошибаешься, хочу на могилку отца поставить новый крест, прежний сгнил.

– Знаешь, пустое это дело, деревяшка в земле долго не стоит, надо ставить из металла, – рекомендует Журавлев.

– Но для этого кроме металла еще и мастер нужен, – уточнил капитан.

– Арматура нужного сечения есть возле кузницы в лесничестве, а с кузнецом и сварщиком проблемы тоже нет: Фока «Стакановец» домой вернулся. Он заказ выполнит, – настаивал Журавлев.

– Фока – стахановец, – переспросил Воробейчик?

– Нет, «Стакановец», – повторил Семен, – это у Фоки Букина кликуха такая. За работу деньгами не берет, но стакан перед работой для – вдохновенья и после завершения ее – наливай.

Капитан рассмеялся, однако предложение Журавлева его заинтересовало:

– Где и когда можно найти этого мастера?

– Едем прямо сейчас, я его видел около кузницы.

Воробейчик, положив рубанок на полку в сарае, сел в машину.

Вскоре они вошли в деревянную избушку, стены которой изнутри защищены плоскими шиферными плитами для пожарной безопасности. В центре помещения врыт широкий дубовый кряж, на нем стальная наковальня. В горне едва тлеют угли, на шестке разбросаны кузнечные инструменты.

В углу, на скамеечке, с сигаретой в зубах притулился худощавый мужичок, впалые щеки на скуластом лице давно не бриты.

– Чего такой грустный? – поприветствовал мастера Семен.

– Я не грустный, я трезвый, – отвечал Фока.

– Вот такой ты нам и нужен! – воскликнул Семен, – надо сковать крест на могилку отца капитана Воробейчика.

– Сковать-то оно можно, но как начать работу без вдохновителя? – пожаловался кузнец.

– Этот нюанс нами предусмотрен, подойди к машине, – пригласил Журавлев. Он налил Фоке стакан, и тот, оглядевшись по сторонам, одним махом опорожнил его до дна.

– Понимаешь, – объяснял мастер, – механика боюсь. Он поучает, что пить можно только после работы, а не во время работы. Не понимает начальник, что на вкус и цвет – товарищей нет.

Покурив и бросив окурок в печь, Фока включил вентилятор, угли занялись дымом, а под струей воздуха вспыхнули и зарумянились малиновым цветом.

Довольно потерев ладонь о ладонь, «Стакановец» продолжал:

– Сейчас прутки расскалятся и начнем гнуть железо, придавая нужную форму, а потом закрепим сваркой. Такой крест из арматуры простоит века.

Возле печи жарко. Мастер работает в майке. Мужики, наблюдавшие за Фокой, узрили, что не такой уж он худой. Вон в руках и плечах мускулы играют.

Семен с Анатолием попеременно держат горячие прутки, а кузнец работает кувалдой и, что-то вспоминая, рассказывает:

– Я откуда приехал недавно, дак там люди вообще не одинаковы, однем словом – чудаковаты. Какой-то деревенский краско-мазило взял да нарисовал с одной стороны сплошного забора – образ вождя пролетариата, а с другой стороны изобразил – святого. И вот у забора стали собираться люди, согласно по их философскому убеждению: хе-хе-хе! А один мужик у себя во дворе решил кастрировать порося, сунул его в узкий бочонок и перевернул бочку так, что поросенок оказался задними ногами кверху.

– Это еще для чего? – спросил шофер Семен.

– Ну, как же, так работать сподручнее, наклоняться не надо и животное связывать не надо, чтоб не убежал. Вот он одно яйцо аннулирует, посидит, покурит, а рядом бутылка водки, для дезинфекции.

Неожиданно дверь в кузню отворилась, вошел мужик со складчатым шрамом под глазом, его рыжие усы озабоченно торчали ежиком. Он, не здороваясь, попросил у Фоки папиросу и удалился.

– Кто таков? – спросил капитан.

– Это друг мой, – Олег, по кличке – «Кафтан». Он кликуху из тюряги привез.

– Кафтан, это же старинный вид верхней длиннополой одежды – хе-хе, – усмехнулся Воробейчик. А за что, сидел-то этот твой – «Кафтан»?

– Дак, винишка захотел, разобрал в магазине деревянный потолок, набрал мешок вермута, колбасы. Всех своих друзьев напоил, накормил. Трезвый-то он покладистый, послушный, быват в сердцах пошлешь его – на хрен, он так и идет прямо, не сворачивая.

Энергично работая кувалдой, Фока вытер обильно выступивший пот, высморкавшись, продолжал свой сказ: