А. Василхан - Малиновый рай. Сборник

– Сонечка! Ты должна прийти сегодня в шесть часов вечера в наш кошерный магазин, он будет делать сеанс одновременного осмотра, как Остап Бендер в шахматы, помнишь у Ильфа и Петрова, этих двух прекрасных еврейских писателей?

Соня в ответ посмеялась и пообещала обязательно зайти. Тетя Люба добавила:

– Да, и возьми с собой Лёлю и Цилю! Я не могу дозвониться этим дурам уже вторые сутки! Хотела записать их первыми, а теперь они будут тридцать девятая и тридцать десятая. Пожалуйста, возьми их с собой!

Потом они шумно засмеялись и распрощались. В этот момент я вышел в коридор. Тетя Люба запахнула халат и кокетливо проворковала:

– Я в неглиже!

На что я отреагировал:

– Тетя Люба, я на вас не смотрю! Доброе утро! Можно я пройду в ванную?

Она ответила:

– Там Изя, он бреется.

Я спокойно сказал:

– Окей, тогда я подожду своей очереди.

Тетя Люба и здесь не промолчала:

– Вот! Так и должно быть! Все должно быть по старшинству – сначала идут старые люди, потом – молодые! У старых людей нипель уже не держит, а вот молодые могут и потерпеть.

Я взял бутылку с калифорнийской минеральной водой и вышел на балкон. Пока я пил эту воду, пришла в голову мысль, что калифорнийская минеральная вода – это еврейская газированная вода за одну копейку из моего ташкентского детства, чистая вода из водопровода, заправленная углекислым газом. «Вот тебе и калифорнийская вода!», – подумал я про себя и улыбнулся, вспомнив, как наша соседка тетя Циля, продававшая газированную воду, кричала бегающим по жаре ребятам:

– Дети, дети! Идите ж таки ко мне! У меня тут цельный фонтан! И этим фонтаном я напою ваши разгоряченные души!

И бесплатно наливала нам целый стакан газировки. Прохладная содовая водичка, которую мы выпивали, один стакан на двоих, пощипывала нос и утоляла нашу неуемную жажду. Встрепенувшись от воспоминаний, я увидел Лилю. Прикуривая, она подошла ко мне и спросила о том, как я спал свою первую ночь в их доме. Я ответил, что ночью было сыро из-за открытого окна.

– Мама не разрешает мне курить. Я покурила ночью и открыла окно, чтобы проветрить запах табака, да так и заснула.

– Боже, сколько тебе лет, милая моя?! Пятнадцать?! Двадцать?! – воскликнул я.

– Нет, но так у нас дома повелось, что я не могу возразить или нагрубить маме. Я как-то ей сказала, что я не курю, и мы играем в эту игру уже много лет.

Я заверил, что не буду нарушать правила их игры, и тут меня позвала тетя Люба:

– Алик, иди, побрей свою профэссорскую физиономию, надень свою лучшую рубашку, сегодня после шести будет сеанс одновременного осмотра. Мы таки тоже сегодня поиграем. Мы уже пустили слух о том, что профэссор медицинских наук будет сегодня смотреть всех, у кого есть проблемы со здоровьем и создали-таки большую очередь. Ты знаешь, что у нас есть проблемы?! Наши старые евреи не разговаривают по-английски, и когда идут к докторам, те их не слушают! Они молча выписывают им какой-нибудь хренов аспирин, а он им ни к чему не нужен!

Она долго еще что-то объясняла, переживала, рассказывала, а я уже понял, что с сегодняшнего дня мне придется работать главным психиатром или невропатологом для всей потрепанной временем еврейской общины города.

В шесть вечера я, как штык, был в кошерном магазине моих родственников. Заварил себе чайник чая, взял какие-то листы бумаги, карандаши, чтобы делать пометки и сидел в уголке в ожидании сеанса. Потихоньку собралась отчаянная компания из семи старушек от семидесяти и старше. Я подошел к ним и сказал:

– Здравствуйте, дорогие дамы!

А дядя Изя из-за прилавка добавил:

– И господа! Господа тоже присутствуют!

Тем самым он подчеркнул, что является единственным мужчиной во всем этом курятнике. Все посмеялись, и каждая из женщин кивнула мне головой. Все они были на свой лад, по-разному подстриженные, причесанные, напомаженные. Некоторые из них были в себе, некоторые не в себе, а некоторые даже очень не в себе. Почтенная матрона, подслеповато оглядываясь вокруг, спрашивала сидящую рядом такую же древнюю подругу:

– Циля, скажи мне, где я и кто я? И зачем я здесь сижу?

– Сиди, Лёля! Ты сегодня в очереди тридцать девятая! Сейчас уже очередь до тебя дойдет.

– Ну как же мы можем быть тридцать девятые, если мы в очереди из семи человек и больше никого нету!?

– Молчи, Лёля! А то Люба обидится и в следующий раз запишет вас пятьдесят девятыми! И вы будете ждать в два раза дольше! А так дефицит вот уже к нам приближается!